Атлантида! (Временной Туннель)
ГЛАВА 8.
Утопия?
ВРЕМЕННОЙ ТУННЕЛЬ
Свами Криянанда
— Такое впечатление, — сказал Донни, когда они собрались все вместе на следующее утро, — как будто люди пытаются создать совершенный мир, вместо того, чтобы самим попытаться стать совершенными.
— И посмотрите, как плохо они с этой задачей справляются! – воскликнул Гензель. – Существует множество книг, описывающих то, что люди назвали «утопией», — слово произошло от греч. U – не и topos — место, то есть «нет такого места». Ни один из подобных экспериментов не увенчался успехом.
— Не увенчался? – переспросил Донни, — или не увенчались?
— О боже, Донни! – воскликнул его брат. – Неужели ты не можешь обойтись без этих своих вопросов?
— Простите, ничего не могу с этим поделать — сказал Донни. – Меня всегда очень смущает, если предложение сформулировано неправильно.
— «Ни один из экспериментов» означает, что даже ОДИН эксперимент из множества экспериментов не был успешным – сказал Гензель. – И поэтому люди говорят «не увенчался», поскольку речь идет уже не о нескольких экспериментах, а об одном единственном.
— Но ведь было проведено несколько экспериментов, — возразил Бобби, — так почему бы и не сказать про них про всех.
— Ты прав, Бобби, – согласился Гензель. – Давайте продолжим и поговорим об этих экспериментах. Платон, знаменитый греческий философ…
— Что такое «фи-лосев»? — потребовал ответа Бобби.
— Философ, Бобби, это тот человек, который любит мудрость, но при этом он не теоретик. Превосходным примером тому был Платон. Он пытался загонять людей в угол вопросами и заставлять их думать в нужном ему направлении, а затем, как фокусник, вытаскивающий кролика из шляпы, восклицал: «Вот видите, ваша собственная логика заставляет вас прийти к моему выводу!» А люди были достаточно глупы, чтобы кивать, кланяться и торжественно заявлять: «О, наимудрейший, ты победил нас в споре!»
— Беда в том, что разум можно использовать практически как угодно. Он может загонять людей, как овец, в уже построенный загон.
— Да! – воскликнул Донни. – Я частенько так поступаю с мамой, только в шутку, конечно. На днях она дала мне на обед шпинат, а я не люблю шпинат, поэтому я сказал ей: «Мама! Шпинат зеленый, а зеленый — цвет зависти и ревности! Ты же не хочешь, чтобы твой сын вырос завистливым и ревнивым, ведь правда?» Она, конечно же, поняла, что я шучу, и так оно и было! Но я понимаю, о чем вы говорите, Гензель.
— Что ж, многие теории Платона были очень логичными, но этот факт не делал их верными. Используя свой метод, Платон написал знаменитую книгу «Республика», применив свой «аргументированный» подход к созданию идеального общества. Он изложил то, что, по его мнению, должно было принести социальное совершенство.
— Предполагалось, что правящая элита такого общества, — продолжал Гензель, — должна была жить почти при коммунистической системе: общая собственность, жилища и еда. Им разрешалось свободно входить в дома друг друга. Они должны были бы жить все вместе (не совсем понятно было, в одном помещении или в нескольких, поскольку он сказал, что они могут свободно входить в дома друг друга), питаться все вместе и избегать любого подобия семейной жизни как отвлекающей их от государственной службы. Правящим классам не должно было разрешаться жениться или выходить замуж, и любые дети, которых они производили бы на свет, никогда не должны были бы называться их детьми. Более того, эти дети никогда не должны были бы знать своих родителей: их должны были бы считать отпрысками государства.
— Боже, — воскликнул Бобби, — если бы я не знал своих маму и папу, то кто бы меня любил?
— Именно, Бобби! – был ответ Гензеля. – В этой системе не было любви. Это была, как и большинство идей Платона, интеллектуальная выдумка, полностью пренебрегающая чувствами сердца. Это было реальной проблемой на протяжении существования всей современной науки. Но мы все равно должны спросить себя: «А могло ли это сработать?» И к счастью, мы можем ответить на этот вопрос.
— В 367 году до нашей эры Дионисий Младший, правитель Сиракуз (на Сицилии), пригласил Платона приехать и превратить его царство в «идеальное» государство в соответствии с тем, что описал Платон. Эксперимент закончился полным провалом.
— Однако мы с вами сейчас, живя в более поздний исторический период, всего лишь теоретизируем. Так почему бы нам не отправиться назад в то время и самим не посмотреть, что же произошло на самом деле?
— О, давайте отправимся туда! – воскликнул Донни.
Они завернулись в свето-временные сферы и очень скоро оказались в городе Сиракузы, в 367 году до нашей эры. Они свернули сферы и отправились прогуляться по городу, претворившись простыми гражданами, как и все остальные. Проходя по узкой улочке, они столкнулись со сгорбленным стариком, ковыляющим с клюкой в противоположном направлении. Этот человек попытался пройти прямо сквозь них!
— Смотрите, куда идете, чернь! – резко прикрикнул на них старик.
Стоящий рядом полицейский закричал:
— Деревенщина! Разве вы не узнаете членов нашей правящей элиты, когда встречаете их?
Что ж, старик и впрямь был одет несколько иначе, чем все – в длинную белую тогу. Все остальные одевались в дешевую, неэлегантную одежду.
— Их следует публично выпороть! – воскликнул старик.
И что же это за правитель такой, с недоумением подумали мальчики? Было совершенно очевидно, что это не он служит людям, а они ему.
Бобби подошел к полицейскому и сказал:
— Простите, сэр, мы не из Сиракуз, и мне хотелось бы знать: ваше государство считается эталоном идеального государства?
Полицейский посмотрел на мальчика сверху вниз и улыбнулся. (В конце концов, у него были и свои дети):
— Да, это идеальное государство, — сказал он, — поскольку оно функционирует абсолютно логично, как часы. Но главным в нем является не народ, а правящая элита. Мы все здесь руководствуемся логикой, и для нас вполне логично считать, что телом управляет голова. Все остальные – это лишь винтики: наша роль состоит в том, чтобы поддерживать механизм (часов – Прим. Пер.) в рабочем состоянии. А те, кто всем управляет, каждый день устанавливают правильное время. – Мужчина, казалось, гордился тем, что подобрал такое удачное сравнение.
Донни повернулся к Гензелю и сказал:
— Не могли бы мы отправиться туда, где собирается элита, и посмотреть, какие они?
— Думаю, это хорошая идея. Здесь мы ничего не узнаем, и к тому же с нами будут обращаться только как с винтиками механизма.
Они развернули свои свето-временные сферы, отметив испуганное выражение на лицах нескольких прохожих, когда те увидели, как сначала ступни, потом голени, верхние части тел, а затем и головы исчезают прямо у них на глазах. Через мгновенье все трое оказались в огромном зале, где они снова свернули свои сферы. По нему, почти не глядя друг на друга, расхаживали люди в длинных белых тогах, и они, конечно же, не заметили наших трех друзей. Когда кто-нибудь встречал кого-то, кого он знал, оба поднимали правые кулаки и выкрикивали: «Государство – это Бог!» Один мужчина налетел на маленького мальчика и сбил его с ног:
— Уважение к государству, юный негодник! – воскликнул он и ушел, оставив ребенка в слезах.
Кто-то подошел, поднял ребенка и отшлепал его по маленькой попке:
— Ты что, разве не знаешь, что плакать здесь запрещено? Уважение к государству, юный негодник!
Вокруг сбитого с ног, а затем отшлепанного ребенка собрались другие дети.
— Плакать нелогично! – ругал его один из них. – Нас учат быть исключительно логичными. Чувствительность – это слабость. А слабость нужно подавлять!
— Ты жалеешь себя? – насмешливо потребовал ответа другой ребенок. – Подай официальную жалобу в сенат. Они разберут ее на заседании суда – возможно, года через три года! – И он убежал, издевательски смеясь.
Бобби подошел к малышу.
— Где твоя мама? – Он забыл, что им по этому поводу рассказывал Гензель.
— У меня нет матери! – сквозь слезы посетовал малыш, все еще очень жалея себя. – Государство – наша мать, наш отец, наше все. И подумать только, как долго придется ждать слушания в суде! – Он снова заплакал.
В этот момент к ним подошла женщина, одетая в длинное, прямое как футляр платье («возможно, накрахмаленное», — подумал Донни); весь наряд был стерильно белым. Она обратилась к ним:
— Отведите ребенка обратно в государственный детский сад! – скомандовала она. – Они найдут способ дисциплинировать его. У нас здесь нет места чувствам! Все должно происходить логично и организованно.
— Но вы же производите на свет детей! – возразил Гензель. – Разве желание иметь ребенка от какого-либо мужчины не вызвано некими чувствами к нему?
-Чепуха! – воскликнула женщина. – Это всего лишь биология. Наши чувства направлены на то, чтобы приглашать в наше государство разумных, бесчувственных детей. Цель состоит в том, чтобы наполнять детские сады теми, кто в будущем обещает стать ответственной правящей элитой, руководителями нашего общества.
— А чем занимается эта элита? – спросил Гензель.
— Издает законы, конечно же! Ведь общество может управляться только с помощью законов и порядка.
— Но разве вы сами никогда ни к кому не испытываете каких-либо чувств? – продолжал настаивать Гензель.
— Я искренне стараюсь не испытывать никаких чувств! – ответила женщина, хмуро глядя на него. – Чувства только ослабляют ясную логику! Тогда как мы, граждане Утопии, полны решимости сделать наше государство всемогущим!
— Но ведь вы же не Государство! – возразил Гензель.
— Нет, я не Государство! – твердо и с гордостью заявила женщина. – Я – субъект государства. И у моего существования нет никакой иной цели. Государство – это Бог!
— Но является ли Бог государством?
— Не может быть иного Бога, кроме государства! – последовал резкий ответ.
— Простите, мэм, мы здесь чужие, — сказал Бобби.
Женщина посмотрела на него так, словно впервые увидела его. Однако в выражении ее лица не было ни доброты, ни радушия; казалось, она просто беспристрастно отметила факт его существования.
— Не могли бы мы посетить ваш дом? – настойчиво продолжал Бобби.
— У нас нет своего дома, — заявила она почти с яростью, словно подавляя в себе что-то. – Мы живем в общежитиях; женщины одной группой, мужчины другой. Каждая группа спит вместе, питается вместе, одевается и раздевается вместе. Нашими настоящими домами являются наши офисы. Там мы приносим пользу государству. Мы работаем все вместе в огромных помещениях, где столы соприкасаются друг с другом для максимальной эффективности использования пространства.
— Ну что ж, — сказал Донни, — тогда не могли бы мы присоединиться к вам за едой и задать вам несколько вопросов?
— За едой никто не разговаривает, — заявила женщина. – Нам запрещено. Это было бы неэффективно.
— Но вы хотя бы получаете от еды удовольствие? – поинтересовался Бобби.
— Удовольствие любого рода – это сантименты, — ответила она. – Мы стараемся полностью исключить удовольствие из нашей жизни.
— Ну, тогда скажите, — спросил Бобби, — то, что вы едите, хоть вкусно?
— Мы готовим настолько безвкусно, насколько это возможно, — гордо заявила женщина. – Только хлеб и вода; соки без сахара, разбавленные водой, пустой йогурт для стимуляции пищеварения, а не для вкуса; мясо, которое было тщательно высушено до его основной питательной сущности; каша, посыпанная небольшим количеством сухого обезжиренного молока; что-то вроде теплого напитка – ни в коем случае не горячего – заваренного из нескольких листьев, которые богаты целебными свойствами; яйца (исключительно сваренные вкрутую) с щепоткой соли для поддержания нашей энергии во время работы.
— Ну и дела, спасибо, мэм. Думаю, мы пока пропустим этот обед, – сказал Донни. – Вы не согласны? – спросил он своих спутников. Бобби изобразил за спиной женщины клоунский жест, как бы уплетая еду, которую они только что надеялись поесть.
— Ну что, насмотрелись? – спросил Гензель. – Может, вернемся на наш газон?
— Давайте! – крикнул Бобби.
— С меня хватит этого «идеального государства» на всю оставшуюся жизнь, — сказал Донни.
— Как я вам и говорил, — напомнил им Гензель, — эксперимент провалился. Вот вам и философия! Мы должны сделать больше, чем просто продумать свой путь к истине и к совершенству. Мы должны также прочувствовать истину и совершенство. Ошибка, которую совершают люди, заключается в том, что они думают, будто простая система может создать совершенных людей. Совершенство может быть достигнуто только совершенными людьми. Оно должно начинаться в сердцах отдельных людей.
Они отыскали укромный уголок в этом огромном зале и там развернули свои свето-временные сферы, невидимые никем посторонним – думая, что на самом деле никто даже и не взглянул на них. Вся эта мрачная элита была полна решимости преследовать свои интересы, продиктованные им государством.
Мгновенье спустя все трое появились снаружи туннеля времени, свернули свои свето-временные сферы (освободившись, таким образом, от этого препятствия для свободного движения) и удобно устроились на «газоне».
— Как думаете, ребята, что вы почерпнули из сегодняшнего путешествия? – спросил Гензель.
— Я думаю, сказал Донни, — что неплохо получать инструкции от кого-то, кто знает, о чем говорит. Но недостаточно знать только умом. Учитель должен пережить то, о чем он говорит, на собственном опыте, только тогда его мудрость будет истинной мудростью.
— У меня сложилось такое впечатление, — сказал Бобби, — что люди, которые слишком много рассуждают, считают себя лучше всех остальных.
— И разве это не удивительно, — добавил Донни, — как много людей, похоже, нуждаются в ком-то, на кого они могли бы смотреть свысока!
— Как ты думаешь, почему они это делают? – спросил Гензель.
— Я думаю это потому, что они чувствуют себя не совсем уверенно, — задумчиво сказал Донни.
— Но разве они не видят, — настаивал Бобби, — что мы все равны? Я имею в виду, что да, у нас разные способности, но кто сказал, что какая-то одна способность лучше любой другой? Мы всего лишь люди. Возраст может прибавить нам опыта и знаний, но он не обязательно прибавляет нам мудрости. Только посмотрите на этих сухих, как пыль, взрослых в Сиракузах!
— Я думаю, — сказал Донни, — что хочу прожить свою жизнь, помогая людям, а не насмехаясь над ними и не используя их для того, чтобы выглядеть на их фоне значительнее.
Гензель сказал:
— Твое желание является чувством! Оно не позволило бы тебе стать частью правящей элиты Сиракуз.
— На самом деле им даже и не нужны были мудрецы: им нужны были те, кто устанавливает правильное время в их «часовом механизме»! Никакая система не может создать совершенных людей. И чтобы достичь совершенства, людям не нужны системы. Им нужен стимул для самосовершенствования. А стимул – это чувство: в данном случае стимулом является любовь!
— Черт возьми! – воскликнул Донни, — эти путешествия во времени действительно полезны! Большое спасибо, Гензель.
— Ну ладно, мальчики, увидимся, по-вашему, завтра. Я буду ждать вас здесь.
— Да, Гензель, — прокричал на прощанье Бобби. – О! Все это так увлекательно!
В этот момент они вошли во временной туннель и по нему вернулись в настоящее.
Продолжение следует…
