Безмолвие и Шакти (Жизни Шри Ауробиндо)

Безмолвие и Шакти

Питер Хииз “Жизни Шри Ауробиндо”
Раздел 8. Восхождение к Супраментальному: Пондичерри, 1915 — 1926

Между 1914 и 1920 годами Ауробиндо опубликовал около 4600 страниц философии, комментариев, переводов и эссе в «Арья»; сочинил стихотворную пьесу и длинную повествовательную поэму; заполнил два десятка тетрадей переводами, комментариями и заметками о Ведах; писал дневниковые записи, по объёму равные книге в девятьсот страниц; и переписывался с несколькими соратниками. Однако между 1921 и 1926 годами он практически ничего не писал: ни философии, ни поэзии, ни «Дневника Йоги», и лишь несколько писем. В 1921 году он сообщил одному из корреспондентов, что «не писал писем последние шесть месяцев никому, как из-за нехватки времени, так и из-за погружённости в Йогу».55

В 1926 году, ближе к концу своего шестилетнего перерыва в писательстве, Ауробиндо заметил, что если бы он продолжил выпускать «Арья», то не смог бы продвинуться в садхане так, как это удалось ему за эти годы.56 Трудно точно определить природу его прогресса, поскольку он не документировал его в «Дневнике Йоги». Однако одно ясно: появление Мирры Ришар оказало огромное влияние на его практику. С её помощью, как он сказал Барину, он завершил десять лет садханы за один.57 Её помощь была особенно важна для того, чтобы направить его садхану вовне. Если бы он был озабочен только собственным преображением или передачей своей йоги ограниченному кругу людей, он мог бы справиться и сам. Но для того, чтобы его работа имела долговременный эффект в мире, ему нужна была шакти — женская составляющая.

Шакти, как объяснял Ауробиндо в «Синтезе Йоги», — это сознательная сила Божественного. «Этой силой дух творит всё в себе, скрывает и раскрывает себя в форме и за завесой своего проявления».58 Системы йоги, направленные на освобождение, рассматривают шакти в лучшем случае как силу, способную помочь индивиду освободиться от ограничений ума, жизни и тела. Но системы, стремящиеся к совершенству, такие как тантрическая йога или путь сиддхов, видят в шакти силу, необходимую для преображения себя и мира. Тантрики и сиддхи поклоняются шакти в образах богинь, таких как Кали; некоторые также почитают женщин как воплощения божественной силы. В этом заключается основа эзотерической сексуальности некоторых форм тантры. Освящённый союз мужчины и женщины рассматривается как воспроизведение космического акта творения. Некоторые школы тантрической йоги придают этому отношению такое значение, что требуют от мужчин-практиков наличия женских сексуальных партнёров. Ауробиндо ясно дал понять, что в его йоге это не так. «Как половой акт может помочь в духовной жизни?» — спросил он у ученика, задавшего этот вопрос. В его работе было необходимо соединение мужского и женского начал, но это единство не имело ничего общего с сексом; более того, в его случае с Миррой оно стало возможным именно потому, что они овладели силами желания.59

В течение двух или трёх лет после её приезда в 1920 году духовные отношения Ауробиндо с Миррой оставались невидимыми для окружающих. В маленькой общине из восьми-десяти человек она оставалась ученицей среди учеников, или, скорее, поскольку никто не назывался «учеником», садхаком среди садхаков. Хотя она привыкла к комфортной жизни в Париже, она без жалоб приняла лишения Пондичерри. Она начала носить сари — не шёлковые, а хлопковые, часто залатанные. Когда денег было мало, она шила блузы из старых дхоти.60 Люди, приходившие в кабинет Ауробиндо, иногда видели её «с её сладкой светящейся улыбкой, молча идущей в его комнату, чтобы прибраться».61 В остальное время она проводила большую часть времени в своей комнате. Это не привлекало особого внимания, так как многие садхаки подолгу находились в своих комнатах. Но что казалось странным, по крайней мере некоторым, так это то, что двум женщинам, да ещё и иностранкам, разрешили жить в доме йога. Если такие сомнения доходили до ушей Ауробиндо, он не обращал на них внимания.

В январе 1922 года Ауробиндо попросил Амриту передать ключи от дома Мирре. Под её руководством дом стал управляться эффективнее, но условия оставались аскетичными. Не хватало денег, чтобы купить стулья и столы для всех. Одежда, которую присылали друзья, часто была в дефиците. Ауробиндо, как всегда, довольствовался простым дхоти, иногда накидывая один его конец на плечо. Он решил свою давнюю проблему с обувью, отказавшись от сандалий и туфель. До 1921 года он был очень худым и выглядел почти истощённым. На вопрос, почему он позволил себе так похудеть, он кратко ответил: «Я хотел стать худым».62 После приезда Мирры и Дороти Ходжсон и последовавшего улучшения его рациона он немного поправился, но оставался стройным. Многие также заметили внезапное посветление его кожи в это время. Раньше его кожа была тёмной, хотя и сияющей. Но с начала 1921 года люди регулярно отмечали, что его цвет лица стал светлым и сияющим: «всё тело излучало мягкий кремово-белый свет», «весь золотой, не образно, а буквально», «гладкое золотое тело, испускающее свет». В терминологии «Дневника Йоги» светлая, привлекательная кожа — это аспект саундарьи, физической красоты, которая является частью шарира-чатуштхаи, четверицы тела. Когда кто-то выразил удивление переменой во внешности Ауробиндо, он объяснил, что когда йога-шакти нисходит из ума в «витальное», пласт жизни, это может вызывать поразительные изменения в «нервном и даже физическом существе».63

Начиная с 1921 года большинство описаний Ауробиндо звучат так, будто взяты из Пуран или других мифологических текстов: «Атмосфера вокруг Учителя была насыщена чистыми вибрациями покоя, света, силы и Ананды [блаженства]. От его прозрачного, светящегося тела исходил аромат лотосов»; «Его богоподобное лицо излучало глубокий мир и безмятежность. Его сосредоточенный и отстранённый взгляд говорил мне, что он не от мира сего».64 Многие отмечали, что он был высоким, хотя его рост оставался неизменным — пять футов четыре дюйма. Большую часть преувеличений можно отнести на счёт харизмы, которая окружала недоступного, загадочного Ауробиндо, которому, как и всем признанным святым Индии, приписывали сверхъестественные силы. Как бы то ни было, все описания внешности Ауробиндо этого и более позднего периодов подчёркивают её уникальность. Он был, писал А.Б. Пурани, «отлит в форме поразительного величия, царственного великолепия. Мы видели это необычайное величие, проявлявшееся в каждом взгляде, в каждом жесте, в каждом его движении. Его осанка была царственной, но естественной, его голос — мелодичным, но мягким, приятным, но твёрдым. Прирождённый аристократ, его можно было легко заметить в толпе. Он был и выглядел настолько необычным, настолько вне обычного».65

Несмотря на увеличение темпа жизни вокруг него, привычки Ауробиндо оставались неизменными. Он вставал поздно, поспав от пяти до девяти часов. В основном его сон был «совершенно обычным», хотя однажды он заметил, что это «не совсем сон», имея в виду, что иногда часть ночи он проводил в самадхи.66 Большую часть дня он проводил в своей комнате, упражняясь ходьбой там или на веранде — до шести часов в день.67 Он продолжал есть мясо, хотя уже не был таким воинствующим невегетарианцем, как раньше. В целом он считал пищу «второстепенным вопросом» в духовной жизни. «Мы не должны думать, — писал он в «Синтезе Йоги», — что чистота ума зависит от того, что мы едим или пьём, хотя на определённом этапе ограничения в еде и питье полезны для нашего внутреннего прогресса».68 Он продолжал пить вино и курить сигары, хотя, возможно, реже, чем раньше. Мирра была против обеих привычек, обвиняя окружение Ауробиндо в его потворстве: «Вы, люди, навредили ему, — говорила она. — Не давайте ему вина и плохих сигар, у него может начаться кашель». Противодействие Мирры, а также тот факт, что большинство мужчин в доме начали курить и пить, следуя примеру Ауробиндо, побудили его сократить, а затем и вовсе прекратить употребление табака и алкоголя.69

В начале 1920-х Ауробиндо обычно выделял два периода в день для общения с другими. С 9:00 до 10:30 утра он беседовал наедине с членами household и посетителями, у которых были назначены встречи. Он принимал их на веранде, сидя на стуле за небольшим продолговатым столом. Его собеседник сидел напротив, на таком же стуле. Голос Ауробиндо, по общему мнению, был мягким и мелодичным, «почти женственным».70 Он никогда не терял акцента британской публичной школы. Обычно весёлый и полный смеха, он мог быть резким, если того требовали обстоятельства. Однажды посетитель спросил его, что он думает о его идее начать журнал. Ауробиндо ответил: «Что ты хочешь публиковать — своё невежество?» В другой раз кто-то пришёл с непрекращающейся икотой и простонал: «Если это продолжится, я умру!» — «А что, если ты умрёшь?» — спросил Ауробиндо. Икота тут же прекратилась.71

Ауробиндо скорее соглашался на встречу с молодым духовным искателем, чем с самовлюблённым политиком. Одним из публичных деятелей, которому удалось встретиться с ним, был полковник Джозайя Веджвуд, потомок производителя керамики и так называемый друг Индии в парламенте. Ауробиндо считал его «одним из самых больших ослов, которых я когда-либо видел».72 Он был столь же нелицеприятен к другому британскому гостю, мистеру Уэйнскотту, чью лысину он сравнил с бильярдным шаром. В 1922 году он встретился со своей сестрой Сароджини, поехал на вокзал встретить её и с радостью поговорил с ней некоторое время. Чтобы помочь ей финансово, он передал ей права на издание своей книги «Война и Самоопределение». Это был последний раз, когда он вмешивался в дела своей семьи. Когда Сароджини приехала в следующем году, он не обменялся с ней ни словом.73

Второе время дня, когда Ауробиндо встречался с другими, — это поздний вечер. Эта встреча была ограничена теми, кого приняли как серьёзных практиков йоги. Незадолго до четырёх люди начинали собираться на веранде, где было расставлено с десяток стульев. Ауробиндо выходил и садился на стул, ничем не отличавшийся от других, и начиналась беседа. Темы разговоров редко касались йоги как таковой. «Обсуждались всевозможные вопросы», и Ауробиндо «свободно шутил, громко смеясь».74 После получаса разговора следовала короткая медитация. Когда она заканчивалась, он возвращался в свою комнату, а остальные возобновляли свои обычные занятия — болтали, слушали граммофон. Если Ауробиндо считал, что им, возможно, стоило бы помолчать, он никогда не давал им это понять.75 Его девизом в то время была демократия. Он относился ко всем в доме как к равным и не позволял другим относиться к нему иначе. Никто не делал намаскар (приветствие), когда он проходил мимо, не говоря уже о пранаме (поклоне) или других знаках почтения. Если ему требовалась чья-то помощь, например, отнести телеграмму на почту, он выходил из своей комнаты и, «держа бумагу в руке, говорил по сути: “Думаю, это нужно отправить”. Десяток жаждущих рук тянулись исполнить то, что не было ни просьбой, ни приказом».76

Барин Гхош вспоминал, что Ауробиндо «никогда не тратил дыхание на долгие беседы со мной о своём пути йоги». Это относилось и к другим. Суреш Чакраварти был членом household с 1910 года, но с тех пор и до середины 1920-х Ауробиндо «ни разу» не говорил с ним о йоге. В те годы Ауробиндо давал своим спутникам «абсолютную индивидуальную свободу», и только когда они решали заняться йогой под его руководством, он начинал действовать как их учитель.77 И даже тогда он «не давал инструкций или инициации через мантру» и не предлагал фиксированного метода, такого как пранаяма (контроль дыхания). Те, кто приходил к нему, «были свободны следовать любым методам или всем методам» — или вообще никаким. Единственное, что он предлагал тем, кто приходил к нему за руководством, — это попытаться предаться Божественному и призвать шакти для очищения и просветления. Его политика в отношении внешней деятельности была ещё более невмешательской. Было только одно правило: строгое соблюдение брахмачарьи (целибата). В остальном члены household могли делать что угодно.

Как упоминалось ранее, многие посетители Ауробиндо в 1920-х годах были бывшими политическими или революционными соратниками, пытавшимися уговорить его вернуться в эту сферу. Упендранатх Банерджи и Хришикеш Канджилал, оба члены революционной группы Барина, которые, как и Барин, провели десять лет на Андаманских островах, приехали в Пондичерри, чтобы узнать, какое руководство может предложить Ауробиндо. Если Упен посещал вечерние встречи, то только чтобы втянуть Ауробиндо в обсуждение политических вопросов. Позиция Ауробиндо заключалась в том, что смена правительства без общего изменения сознания не принесёт стране долговременных улучшений.78

Ауробиндо по-прежнему считался одной из самых значительных политических фигур страны. Когда Субхас Чандра Бос, будущий лидер Индийской национальной армии, был студентом в Калькутте, Ауробиндо «был, несомненно, самым популярным лидером в Бенгалии, несмотря на добровольное изгнание и отсутствие с 1909 года». Бос ушёл из Индийской гражданской службы в 1921 году, следуя примеру Ауробиндо. «В то время широко верили, — писал Бос, — что он скоро вернётся к активной политической жизни».79 Эти надежды основывались главным образом на письме Ауробиндо Барину от апреля 1920 года, в котором он сказал, что его йога в Пондичерри «может занять ещё два года». Восприняв это буквально, Мотилал Рой объявил в «The Standard Bearer», что Ауробиндо вернётся в Бенгалию в феврале или марте 1922 года.80 Срок наступил и прошёл, а Ауробиндо остался в Пондичерри. Однако он продолжал считать своё пребывание во Французской Индии временным. В июле 1922 года он поручил Амрите сообщить одному корреспонденту, что «неправда», что он «вообще не уедет из Понди». Его пребывание во Французской Индии «не продлится дольше двух лет».81 Дальнейшие отсрочки объявлялись в 1924 и снова в 1925 году. Наконец, он перестал называть даты. На вопрос в 1926 году, вернётся ли он в Бенгалию в ближайшее время, он ответил, что «очень мало шансов».82

Никто не был разочарован продолжением пребывания Ауробиндо больше, чем Мотилал. Когда они были вместе в Чандернагоре в 1910 году, Ауробиндо говорил молодому человеку о политических и социальных изменениях, которые он намеревался осуществить после завершения своей садханы. Одним из его замыслов была духовная коммуна, которая в конечном итоге стала бы ядром гностического общества. Он не был уверен, что время для такого эксперимента созрело, но в какой-то момент согласился позволить Мотилалу попробовать. Результатом стала «Прабартак Сангха» (Община Пионеров) в Чандернагоре. Какое-то время она давала положительные, хотя и скромные результаты. Мотилал постепенно отошёл от революционной деятельности, начал программы социального служения и издавал журналы. Как главный представитель Ауробиндо в Бенгалии, он развил здоровое чувство собственной значимости. Он считал само собой разумеющимся, что, когда Ауробиндо вернётся, Прабартак Сангха станет его операционным центром, а он сам — правой рукой лидера.

План начал рушиться, когда Барин был освобождён из тюрьмы. Внезапно у Мотилала появился конкурент на пост главного ученика. Когда Ауробиндо вызвал их в Пондичерри в 1920 году, он сказал, что работы хватит на обоих. В 1921 году Барин обосновался в Пондичерри. На следующий год Ауробиндо попросил Мотилала приехать на длительное время. Тот приехал, но обнаружил себя одним из многих, а не главным. Кроме того, становилось очевидным, что если кто-то в Пондичерри и станет главным учеником Ауробиндо, то это будет Мирра Ришар. Пока Мотилал пытался переварить всё это, он получил телеграмму от своего заместителя, Аруна Чандры Датта, с просьбой вернуться в Чандернагор до дня рождения Ауробиндо. Ауробиндо посоветовал ему остаться. После мучительного решения Мотилал сел на поезд в Бенгалию и больше не вернулся.

К 1926 году Ауробиндо списал сангу как неудавшийся эксперимент. В посмертном обсуждении он объяснил: «В то время я действовал из ума и витального», а не из высших, сверхинтеллектуальных способностей. У него были некоторые идеи о социальной и экономической организации, которые, как он верил, основывались на истине, и он думал: «Давайте начнём, будем менять формы по мере необходимости, будем расти». Он передал свои идеи Мотилалу, и тот взялся за них с энергией и красноречием — двух качеств, которых у него было в избытке. (Пол Ришар, встретивший его в 1920 году, считал, что он мог бы добиться большого успеха в США.) Но Мотилал начал вкладывать «преувеличенную дозу эгоизма» во всё, что делал, и вскоре увлёкся собственными идеями.83 В конце концов Ауробиндо разорвал все связи с ним. Сангха оставалась активной под руководством Мотилала ещё несколько лет, но её влияние никогда не выходило за локальные рамки.

Примечания:

55 Ауробиндо — В. Чандрасекару, 13 апреля 1921, опубликовано в Mother India 21 (август 1969): 456.
56 В. Чиданандам, ред., «Шри Ауробиндо на вечерних беседах», Mother India 24 (август 1972): 484 (дата беседы — 16 июля 1926).
57 Б. Гхош, «Шри Ауробиндо, каким я его понимаю», II, 123a.
58 Шри Ауробиндо, «Синтез Йоги», 627.
59 А. Пурани, ред., «Вечерние беседы со Шри Ауробиндо», 339.
60 Б. Гхош, «Шри Ауробиндо, каким я его понимаю», 93; см. также Шри Ауробиндо, «Мать с письмами о Матери», 362.
61 Б. Гхош, «Шри Ауробиндо, каким я его понимаю», 87.
62 Рукописи бесед Пурани 5:18; В. Чиданандам, ред., «Шри Ауробиндо на вечерних беседах», Mother India 24 (март 1972): 89.
63 Архив А. Пурани (Коллекция истории ашрама, алфавитная серия), 5a, 12, в SAAA.
64 Т. Кодандарама Рао, «У стоп», 41; В. Чиданандам, «Шри Ауробиндо и Мать, какими я их видел», 2.
65 А. Пурани, «Интимный взгляд на Учителя», Sunday Times, 17 декабря 1950, 2.
66 Рукописи бесед Пурани 12:377.
67 Т. Кодандарама Рао, «У стоп», 15, 41.
68 Шри Ауробиндо, «Синтез Йоги», 344.
69 Рукописи бесед Пурани 5:89; Т. Кодандарама Рао, «У стоп», 17.
70 А. Пурани, ред., «Вечерние беседы», 9; Чидатамананда, «К миру», 508; В. Чиданандам, «Шри Ауробиндо и Мать», 4.
71 В. Чиданандам, «Шри Ауробиндо и Мать», 1; Рукописи бесед Пурани 14:32.
72 Рукописи бесед Пурани 2:114–15. Я исправил транскрипцию Пурани, где было: «He is one of Big asses I have ever seen».
73 А. Пурани, «Жизнь», 181; Т. Кодандарама Рао, «У стоп», 33; Б. Чакраборти, «Amader Aurodada», 783.
74 Т. Кодандарама Рао, «У стоп», 17.
75 Рукописи бесед Пурани 5:58.
76 А. Пурани, «Интимный взгляд», 2.
77 Рукописи бесед Пурани 5:87.
78 Т. Кодандарама Рао, «У стоп», 22.
79 С. Бос, «Индийский паломник», 61, 112.
80 The Standard Bearer 1, 13 февраля 1921, 195.
81 Амрита — Пурани, 1 июля 1922, в SAAA.
82 А. Рой, ред., «Беседы со Шри Ауробиндо», Sri Aurobindo Circle 35 (1979): 21.
83 Шри Ауробиндо, беседа от 12 мая 1926, Бумаги Харадхана Бакши, тетрадь 3, 125–126, в SAAA.

Краткое Содержание

В период 1914–1920 годов Шри Ауробиндо активно писал — публиковал философские труды, поэзию, переводы и вёл обширную переписку. Однако с 1921 по 1926 год он почти прекратил литературную деятельность, сосредоточившись на йогической садхане (духовной практике).

Ключевые моменты:

Роль Мирры Ришар (Матери):

- После её приезда в 1920 году Ауробиндо смог ускорить свою духовную эволюцию.
- Она помогла ему направить йогу вовне, чтобы его учение могло повлиять на мир.
- Их союз был духовным, а не физическим (Ауробиндо отвергал тантрические сексуальные практики).

Изменения в жизни Ауробиндо:

- Он вёл аскетичный образ жизни, носил простую одежду, отказался от обуви.
- Его внешность изменилась: кожа стала светлее, тело — «золотистым и светящимся» (признак духовной трансформации).
- Сохранял привычки: ел мясо, курил сигары, пил вино, но позже отказался от этого под влиянием Мирры.

Распорядок дня и общение:

- Принимал посетителей утром (частные беседы) и вечером (коллективные встречи с садхаками).
- Был демократичен — запрещал поклоны и ритуалы, общался на равных.
- Мог быть резким в ответах, если считал вопрос глупым.

Отношение к политике:

- Бывшие революционеры (например, Субхас Чандра Бос) надеялись на его возвращение, но Ауробиндо считал, что сначала нужно изменить сознание людей, а не власть.
- Разочарование Мотилала Роя, который ожидал, что Ауробиндо возглавит его коммуну («Прабартак Сангха»), но тот отверг его из-за эгоизма.

Духовные принципы:

- Главное правило для учеников — брахмачарья (целибат).
- Не навязывал методы йоги, предлагая лишь предание себя Божественному и призыв Шакти (божественной силы).

Итог:

Эти годы стали временем глубокой внутренней работы Ауробиндо, где ключевую роль сыграла Мирра Ришар. Его учение сместилось от индивидуальной йоги к трансформации мира, а сам он превратился в харизматичного гуру, чья внешность и поведение вызывали почти мифологические описания.

Основные идеи текста

Переход от активности к созерцанию
В 1914–1920 гг. Ауробиндо проявлял интенсивную интеллектуальную и литературную деятельность, но после 1921 года сознательно отказался от неё ради углубления йогической практики. Это отражает его убеждение, что подлинная трансформация требует полного сосредоточения на внутренней работе.
Шакти как движущая сила духовной эволюции

- Встреча с Миррой Ришар (Матерью) стала поворотным моментом: она воплотила принцип Божественной Шакти – активной творческой силы, необходимой для преображения мира.
- Их союз символизировал соединение мужского (сознание) и женского (энергия) начал, но без физического аспекта, в отличие от тантрических практик.

Йога не для бегства, а для преобразования жизни
Ауробиндо отошёл от традиционных целей йоги (освобождение от мира) и разработал интегральный подход, где духовная практика направлена на изменение земного существования. Это требовало нисхождения высшей силы (сверхразума) в материю.
Внешняя простота и внутренняя алхимия

- Его аскетичный быт (простая одежда, отказ от обуви) контрастировал с радикальными внутренними переменами: преображением тела (светящаяся кожа), расширением сознания.
- Отказ от ритуалов и иерархии среди учеников подчёркивал демократизм его учения.

Критика политического активизма
Ауробиндо отверг предложения вернуться в политику, считая, что социальные изменения бессмысленны без предварительной эволюции сознания человечества. Его конфликт с Мотилалом Роем показал опасность подмены духовных целей личными амбициями.
Свобода как основа духовного пути

- Он не навязывал ученикам догм, допуская любые методы (или их отсутствие), но требовал соблюдения брахмачарьи.
- Акцент делался на добровольном предании Божественному, а не механических практиках.

Философский стержень:

Текст раскрывает суть учения Ауробиндо – сакрализацию материи через нисхождение высшего сознания, где Шакти (в лице Матери) становится мостом между Абсолютом и земной реальностью. Его личный пример показал, что йога – не бегство от мира, но инструмент его преображения.