Сосредоточение интереса на себе; Жажда положения; Страх и тотальный страх; Фрагментация мышления; Прекращение страха («Свобода от Известного» Глава 5)
Сосредоточение интереса на себе; Жажда положения; Страх и тотальный страх; Фрагментация мышления; Прекращение страха
Джидду Кришнамурти «Свобода от Известного» Глава 5
Прежде, чем пойти дальше, я хотел бы вас спросить, что является вашим наиважнейшим, основным интересом в жизни? Отбросив в сторону все уклончивые ответы и отнесясь к вопросу прямо и честно, что бы вы могли ответить? Знаете ли вы? Не вы ли это сами? Как бы то ни было, именно так должно было бы ответить большинство из нас, если говорить правду.
Меня интересуют мои успехи, моя работа, моя семья, маленький уголок, в котором я живу, мое желание добиться лучшего положения, большего престижа, власти, чтобы больше возвыситься над другими и т.д. Думаю, что было бы разумно, не так ли, признаться самим себе, что первейший наш интерес заключен прежде всего в нас самих, во мне самом.
Кое-кто из нас сказал бы, что неправильно быть прежде всего заинтересованным в самом себе, но что в этом плохого, кроме того, что мы редко признаемся в этом со всей прямотой? А если и признаемся, то весьма стыдимся этого. Но дело обстоит именно так. Основной интерес концентрирован на самом себе, и по различным причинам идеологического порядка или в силу традиций человек думает, что это неправильно, но то, что он думает, к делу не относится. Ведь это всего лишь идея, понятие, фактом же остается то, что ваш основной интерес сконцентрирован на себе.
Вы можете сказать, что гораздо более приятно помогать другим, чем думать о себе, но какая разница? Все это все то же сосредоточение интереса на себе. Если вам более приятно помогать другим, ваш интерес опять-таки сконцентрирован на том, что приносит вам наибольшее удовлетворение. К чему подводить под это какую-либо идеологическую основу? К чему это двойственное мышление? Почему бы не сказать: «То, чего я действительно хочу — это удовлетворения, будь то в сексе, в помощи другим или в том, чтобы стать великим святым, ученым или политическим деятелем»? Это все тот же процесс, не так ли? Удовлетворения в самых разных формах, от едва различимого до очевидного, — вот чего мы хотим. Когда мы говорим, что хотим свободы, мы хотим ее и думаем, что она даст огромное удовлетворение. Но предельное удовлетворение должна, разумеется, принести нам идея самореализации. То, чего мы действительно ищем — это полного удовлетворения, в котором нет места для какой бы то ни было неудовлетворенности.
Большинство из нас жаждет удовлетворения, которое дает положение в обществе, потому что мы боимся быть никем. Общество так устроено, что к человеку, занимающему высокое положение, относятся с большим почтением, тогда как человека без положения каждый пинает. Все на свете хотят положения: будь то в обществе, будь то в семье, или же хотят сидеть по правую руку Бога, и это положение должно быть признано другими, иначе оно — не положение вовсе. Мы всегда хотим высоко сидеть. Внутренне мы — водовороты страданий, и потому нам очень приятно, когда внешне мы представляем собой нечто значительное. Эта жажда положения, власти, признания обществом нашего выдающегося положения в том или ином отношении есть желание возвыситься над другими. А это желание возвыситься есть одна из форм агрессивности. Святой, ищущий положения, добивающийся признания его святости, так же агрессивен, как цыпленок, клюющий корм на птичьей ферме. А что является причиной этой агрессивности? Причиной является страх, не правда ли?
Страх — одна из величайших проблем жизни. Ум, охваченный страхом, живет в смятении, в конфликте, и поэтому он становится извращенным и агрессивным, склонным к насилию. Он не решается отойти от своих собственных шаблонов мышления, и это порождает лицемерие. До тех пор, пока мы не станем свободными от страха, на какую бы высокую гору мы ни взобрались, какого бы бога мы ни выдумали, мы всегда будем пребывать во мраке.
Мы живем в таком развращенном, глупом обществе, нас воспитывают и обучают в духе конкуренции, и это порождает страх, все мы наполнены самыми разными страхами. Страх — ужасная вещь, которая искажает, уродует, отупляет нашу жизнь.
Существует физический страх, но это реакция, которую мы унаследовали от животных. Здесь же для нас важны психологические страхи, ибо когда мы поймем глубоко коренящиеся психологические страхи, с физическими страхами мы в состоянии будем справиться, тогда как устремление внимания в первую очередь на физическое, на животные страхи никогда не поможет нам понять страхи психологические.
Все мы боимся чего-то. Не существует страха абстрактного. Он всегда относится к чему-то определенному. Знаете ли вы свои собственные страхи? Страх потерять работу, страх не иметь достаточно пищи или денег или страх перед тем, что ваши соседи или общество думают о вас, страх лишиться успеха, потерять свое положение в обществе, страх оказаться презираемым, осмеянным, страх перед болью и болезнью, перед властью, страх никогда не узнать любви или не быть любимым, страх потерять жену или детей, страх перед смертью, перед жизнью в мире, подобной смерти, страх, порождаемый скукой, страх, что вы не соответствуете тому образу, который создали о вас другие, страх лишиться доверия, все эти бесчисленные количества других страхов, ведь вы знаете свои личные особые страхи? Как вы обычно поступаете с ними? Вы убегаете от них? Или изобретаете идеи, представления, чтобы прикрыть их? Но бегство от страха только усиливает его.
Одна из главных причин страха — наше нежелание видеть себя такими, как мы есть. Поэтому так же, как сами страхи, мы должны исследовать систему разных придуманных способов бегства, чтобы избавиться от них. Если ум, который обусловлен мозгом, старается преодолеть страх, подавить его, подчинить дисциплине, контролировать, толковать его в терминах чего-то иного, то возникает трение, конфликт, и в этом конфликте мы теряем уйму энергии. Первое, что мы должны выяснить, это что представляет собой страх? Как он возникает? Что мы подразумеваем под самим словом «страх»? Я спрашиваю себя не о том, чего я боюсь, а о том, что такое страх? Я веду определенный образ жизни, я мыслю по определенному образцу, у меня имеются определенные верования, догмы, и я не хочу, чтобы эти шаблоны были нарушены, т.к. в них корни моей жизни. Я не хочу, чтобы они были нарушены, ибо нарушение вызовет состояние неопределенности, а этого мне не хочется. Если я даже и отвернусь от всего, что я знаю и во что верю, я все равно хочу быть определенно сориентированным в том новом порядке вещей, к которому я иду. Так мозговые клетки создали некоторый шаблон и отказываются создать другой шаблон, который может быть неопределенным. Движение от определенности к неопределенности — вот то, что я называю страхом.
В данный момент, сидя здесь, я ничего не боюсь. Я ничего не боюсь, сейчас со мной ничего не может случиться, никто мне не угрожает и не пытается ничего у меня отнять. Но за пределами данного мгновения имеется более глубокий слой ума, который сознательно или подсознательно думает о том, что может произойти в будущем или опасается, не грозит ли ему что-то из прошлого. Таким образом, я боюсь прошлого и будущего. Я разделил время на прошлое и будущее. Включается мысль и говорит: «Будь осторожен, чтобы этого не повторилось, и подготовься к будущему, в будущем могут таиться опасности для тебя; сейчас ты что-то имеешь, но ты можешь это потерять. Ты можешь умереть завтра, твоя жена может от тебя уйти, ты можешь потерять работу, быть может ты никогда не добьешься славы, тебя может постигнуть одиночество, ты должен быть вполне уверенным в завтрашнем дне».
Теперь возьмите вашу собственную специфическую форму страха. Наблюдайте этот страх, следите за вашими реакциями на него. Можете ли вы смотреть на него без малейшего стремления убежать, без оправдания, без осуждения или подавления? Можете ли вы смотреть на этот страх, не прибегая к слову, которое является его причиной? Можете ли вы смотреть на смерть без этого слова, которое вызывает страх смерти? Само это слово вызывает трепет, не так ли? Как и слово «любовь», которое обладает своим особым трепетом, имеет свой особый образ? Не является ли образ смерти в вашем уме памятью о столь многих смертях, которые вы видели, к которым вы ощутили себя причастным, не этот ли образ вызывает страх? Или вы действительно боитесь, что вам придет конец, а не самого представления о конце? Вызывает ли у вас страх само слово «смерть» или действительный конец вашей жизни? Если страх возникает от слова или от воспоминания, то это вообще не страх.
Вы были больны два года тому назад, скажем для примера, и осталось воспоминание о страданиях, и теперь память говорит: «Будь осторожен, чтобы не заболеть снова». Так память с ее ассоциациями создает страх. Но это безосновательный страх, потому что в действительности на данный момент у вас очень хорошее здоровье. Мысль, которая всегда стара, потому что она является ответом памяти, а ведь воспоминания всегда стары, мысль, действуя во времени, создает ощущение того, что мы боимся. Но это нечто, вызывающее страх, не является действительным фактом. Действительный факт это то, что вы здоровы, но переживание, которое осталось в уме как воспоминание, возбуждает мысль: «Будь осторожен, не заболей снова».
Таким образом, мы выяснили, что мысль порождает какой-то вид страха. Но существует ли страх вообще, независимо от какой-либо его разновидности? Является ли страх всегда результатом мысли, и если это так, то существует ли какая-то иная форма страха? Мы боимся смерти, чего-то, что может случиться завтра или послезавтра, через какое-то время. Существует некая дистанция между действительностью и тем, что произойдет. Мысль испытала это состояние. Наблюдая смерть, она говорит: «Я умру». И создает страх смерти, но если бы этого не происходило, разве существовал бы вообще какой-либо страх?
Является ли страх результатом мысли? Если это так, то, поскольку мысль всегда стара, страх тоже всегда стар. Как мы уже установили, не существует новой мысли. Если мы нечто опознаем, это всегда старое, поэтому то, что мы боимся, есть повторение старого, — мысль о том, что уже было, проецируется в будущее. Следовательно, мысль ответственна за страх. В том, что это так, вы можете убедиться сами. Когда перед вами нечто возникает непосредственно, страха нет. Он возникает только когда включается мысль. Следовательно, сейчас перед нами встает вопрос — возможно ли, чтобы ум жил полно, весь в настоящем? Это возможно только для такого ума, в котором нет страха, но чтобы понять это, вам нужно понять структуру мысли и времени. Когда вы поймете это не интеллектуально, не на словесном уровне, но действительно всем вашим сердцем, вашим умом, всем вашим нутром, тогда вы будете свободны от страха, тогда ум может пользоваться мыслью без того, чтобы она порождала страх.
Мышление, как и память, бесспорно необходимо в повседневной жизни. Это единственный инструмент, который мы имеем для общения, для выполнения работы и т.д. Мысль — это ответ памяти, памяти, которая накоплена благодаря опыту, знаниям, традиции, времени, и, исходя из этой основы нашей памяти, мы реагируем, а эта реакция есть мышление. Таким образом, мысль необходима на определенных уровнях, но когда она проецирует себя психологически как будущее и прошлое, она порождает страх точно так же, как и удовольствие. Ум становится тупым, и отсюда неизбежно следует его инерция. Поэтому я спрашиваю себя: «Почему, я думаю о прошлом в терминах удовольствия и страдания, зная, что такое мышление порождает страх?» Не может ли мысль психологически остановиться, перестать действовать, ибо иначе страх никогда не прекратится.
Функция мысли заключается в том, чтобы всегда быть занятой чем-либо. Большинство из нас хочет, чтобы наш ум был постоянно занят так, чтобы это не давало нам возможности видеть себя такими, каковы мы есть в действительности. Мы боимся оказаться пустыми, мы боимся глядеть на наши страхи. Трезвым умом вы можете осознать ваши страхи, но способны ли вы осознать их на более глубоких уровнях вашего сознания? Как вам обнаружить тайные, скрытые страхи? Можно ли разделить страх на сознательный и подсознательный? Это очень важный вопрос. Специалисты-психологи и аналитики различают страх, существующий в глубинах и в поверхностных слоях. Но следуя психологам и соглашаясь со мной, вы будете лишь толковать наши теории, наши догмы, наши знания; вы не будете понимать самого себя. Вы не сможете понять себя, исходя из Фрейда, Юнга или меня. Теории других людей, какими бы они ни были, не имеют никакого значения. Лишь самому себе должны вы задать вопрос, можно ли разделить страх на сознательный и подсознательный, или существует один-единственный страх, которому вы приписываете разные формы. Существует лишь одно желание, единственное желание — вы желаете; объекты желания меняются, а желание остается все тем же, Так может быть, подобно этому, существует только один страх? Вы боитесь вещей разного рода, но страх существует только один.
Когда вы ясно поймете, что страх не может быть разделен, вы увидите, что полностью избавились от этой проблемы подсознания и от всего того, что занимает психологов и аналитиков. Когда вы поняли, что страх — это единое движение, которое выражает себя различными путями, и когда вы видите само это движение, а не тот объект, на который оно ориентировано, вы оказываетесь перед лицом труднейшей проблемы — как вам воспринимать это движение без фрагментации, в которой столь изощрен ваш ум?
Существует один целостный страх. Но как может ум, который мыслит фрагментами, охватить эту целостную картину? Возможно ли это? Мы живем, основываясь на фрагментации, и можем смотреть на целостный страх только через фрагментарный процесс мышления. Весь процесс, весь механизм мышления состоит в раздроблении всего на фрагменты — я люблю вас, я ненавижу вас, вы мой враг, вы мой друг, мои специфические черты характера, моя работа, мои наклонности, мое положение, мой престиж, моя жена, мой ребенок, моя страна, мой бог и ваш бог, — все это есть лишь фрагментации мышления. И мышление наблюдает или пытается наблюдать тотальное состояние страха, но сводит его к фрагментам, поэтому мы видим, что ум может охватить этот тотальный страх только когда отсутствует движение мысли.
Можете ли вы наблюдать страх без какого-либо умозаключения, без вмешательства знания, которое вы накопили о нем? Если не можете, тогда то, что вы наблюдаете, — это прошлое, а если можете, тогда вы впервые наблюдаете страх без вмешательства прошлого. Вы можете наблюдать только когда ум очень спокоен, подобно тому, как вы можете услышать другого человека только когда ваш ум не болтает, ведя диалог с самим собой о собственных проблемах и тревогах. Можете ли вы таким же образом глядеть на ваш страх, не пытаясь преодолеть его, ударяясь в другую крайность — в храбрость? Можете ли вы действительно смотреть на него, не пытаться от него убежать? Когда вы говорите: «Я должен контролировать его, я должен от него отказаться, я должен понять его», — вы просто стараетесь спастись от него бегством. Вы можете наблюдать облако, дерево или движение реки при вполне спокойном уме, потому что все это не имеет для вас особого значения, но следить за собой гораздо труднее, так как наша практическая заинтересованность при этом слишком велика, а реакция слишком быстрая. Поэтому, когда вы непосредственно сталкиваетесь со страхом или отчаянием, одиночеством или ревностью или каким-либо иным уродливым состоянием ума, можете ли вы охватить их во всей полноте, чтобы ваш ум мог достаточно спокойно смотреть на них? Может ли ум воспринимать сам страх, а не различные формы страха? Воспринимать тотально, целиком именно сам страх, а не то лишь, чего вы боитесь? Если вы смотрите просто на конкретные формы страха или пытаетесь постепенно одолеть ваши страхи, один за другим, вы никогда не подойдете к центральной проблеме, состоящей в том, чтобы научиться жить со страхом.
Чтобы жить с чем-то таким живым как страх, требуется необычайно тонкий ум и сердце, которые, не будучи связанными окончательным суждением, могли бы следовать за каждым движением страха. Если вы наблюдаете и живете со страхом, то для того, чтобы познать целостную природу страха, вам не понадобится даже одного дня. Достаточно будет минуты или секунды. Если вы ощутите страх так полно, то непосредственно спросите: «Кто та сущность, которая живет со страхом? Кто наблюдает страх, следя за всеми движениями его форм? Кто, в то же время, осознает самую суть страха? Является ли наблюдающий сущностью мертвой, статичной, которая накопила массу знаний и информации о себе, и это ли мертвое нечто наблюдает и живет с движением страха? Является ли наблюдающий прошлым, или он сущность, живущая в данный момент?» Как вы ответите? Не отвечайте мне, ответьте самим себе. Являетесь ли вы, наблюдающий, мертвой сущностью, следящей за живым, или вы сущность живая, следящая за живым? Ибо в наблюдающем представлены оба эти состояния.
Наблюдающий — это цензор, который не хочет испытывать страх. Наблюдающий являет собой всю целостность его переживаний, связанных со страхом. Таким образом, наблюдающий существует отдельно от того, что называют страхом. Между ними имеется некоторый промежуток. Наблюдающий всегда пытается покончить со страхом или убежать от него, и поэтому между ним и страхом идет непрерывная борьба, связанная с такой тратой энергии…
Наблюдая, вы узнаете, что наблюдающий — это лишь пучок идей и воспоминаний, не имеющий не только никакой ценности, но даже субстанции, тогда как страх есть нечто действительное, и ваша попытка понять страх с помощью абстракции ни к чему, разумеется, не может привести. Но разве тот, кто наблюдает и говорит: «Я боюсь», в действительности чем-нибудь отличается от объекта наблюдения, который и есть страх? Наблюдающий есть страх. И когда это осознанно, уже не приходится тратить энергию на усилие, необходимое для того, чтобы избавиться от страха, и пространственно-временной интервал между наблюдающим и наблюдаемым исчезает. Когда вы видите, что вы есть часть страха, не существуете отдельно от него, видите, что вы есть страх, — когда вы ничего не можете с ним поделать, тогда страх полностью прекращается.