Мир Лжи, Мать Зла и Сыновья Тьмы. Книга II. Песнь 8 “Савитри” Шри Ауробиндо

Мир Лжи, Мать Зла и Сыновья Тьмы

Книга II. Песнь 8

Тогда увидел Ашвапати скрытое сердце Ночи:
Работа подсознания окостеневшего Её
Явила нескончаемую страшную Бессмысленность.
Здесь было Бесконечье, содержания лишенное, бездушное;
5. Природа, отрицающая Истину,
С хвастливой и поверхностной свободой мысли
Хотела в этом мире отменить власть Бога и царствовать одна.
Здесь не было ни Гостя божьего, ни Света души-свидетеля;
Природа создала собственный унылый мир беспомощным.
10. Её большие, но незрячие глаза присматривали за делами демонов,
Её глухие уши слушали неправду, которую произносили её немые губы;
Её огромное и ложное воображение вбирало образы обширные,
При этом глупая её чувствительность дрожала от жестокого тщеславия;
Животный принцип жизни внедряя здесь,
15. Зло и страдание чудовищную душу породили.
Бунтовщики бесформенных глубин, родившиеся здесь,
И титанические сущности, и демонические силы,
Все эго мира, терзаемые мыслью, страстной волей, вожделением,
Широкие умы и жизни, не имеющие духа внутри себя –
20. Все эти архитекторы жилища заблуждения,
Вожди вселенского невежества и беспорядка
И устроители страдания и смерти
Идеи мрачные глубокой Бездны воплотили.
Неясная субстанция спустилась в пустоту,
25. И в этой неразумной пустоте родились формы смутные, туманные.
Туманностей водовороты сошлись и создали враждебное Пространство,
В чьих черных складках Ад был представлен через Бытие.
Взгляд Ашвапати, пронзая тьму трехслойную,
Отождествил свой взор с незрячим взором этой тьмы,
30. И адаптируясь к той странной тьме, его глаза увидели
Как Нереальность сделала ту Ночь реальной и сознательной.
Неистовый, жестокий, грозный мир –
Утроба древняя грёз гибельных гигантских –
Свернулся, как личинка в темноте,
35. Которая хранит его от острых копий света звезд небесных.
Мир этот был вратами ложной Бесконечности
И принципов зловещих вечности,
И отрицания безмерного духовной сути.
Всё то, что было хоть однажды самоозарённым в духовной сфере,
40. Здесь превратилось в противоположность темную:
Существование сжалось в пустоту бесцельную,
Которая была, однако, прародителем миров;
Сознание превратилось в Несознание, которое построило вселенную
Из собственного сна фатального, мышление космическое поглощая;
45. Блаженство, чувств лишившееся и павшее в глухую кому,
Свернулось внутрь себя и в восхищенье Богом вечное
Из-за неверного, мучительного образа страдания и боли,
Прибитого со скорбью гвоздями к некому кресту,
Вколоченному в землю, немого и неживого мира,
50. Рождение в котором было болью и страданием смертельным,
Чтобы не слишком быстро всё это вновь в блаженство не превратилось.
Мышление сидело жрицей Извращенности
На черном собственном треногом троне Змея трехголового;
Читая знаками превратными писание вечное,
55. Колдунья эта вывернула наизнанку божественный характер жизни.
В проходах темных, наполненных глазами зла, светящимися вместо ламп,
И гибельными голосами, поющими с апсид речитативом
Песнь колдовскую Слова нечестивого,
В странных и мрачных, и дьявольских базиликах
60. Зловещая, проникновенная Колдунья-Посвящённая
Свершила ритуал оккультный своих Мистерий.
Страдание было там Природы ежедневной пищей,
Которая приводит к мукам и плоть, и сердце существа,
А муки были формулой блаженства,
65. Экстаз небесный имитировала боль.
Добро там – вероломный садовник Бога –
Полило добродетелью анчар – дерево мира этого –
И, осторожное во внешних действиях, словах,
Привило лицемерия цветы на зле родном.
70. Там всё высокое было слугой у низкой противоположности:
Обличия Богов поддерживали поклонение дьяволу;
Небесный лик стал маской и ловушкой Ада.
Там в этом сердце тщеславного явления,
В сведенной судорогой сердцевине чудовищного действа
75. Увидел Ашвапати смутную, огромную Фигуру,
Сидевшую верхом на Смерти, поглощающей все порождения.
Холодное застывшее лицо с ужасными и неподвижными глазами,
Трезубец страшный в руке, объятой мраком и протянутой вперед –
Она трезубцем этим во все создания вонзала одну конечную судьбу.

80. Когда существовала лишь одна Материя, в которой не было души,
А сердцем Времени была лишь пустота без духа,
Тогда впервые Жизнь прикоснулась к Бездне, чувств не имеющей;
И пробуждая пустоту бесплодную к печали и надежде,
Её луч бледный сразил бездонный Мрак,
85. В котором Бог скрыл самого себя от собственного взгляда.
Во всех явлениях Она искала истину мистическую, дремлющую,
Несказанное Слово, что вдохновляет бессознательные формы;
В его глубинах она искала невидимый Закон,
Нащупывала его Разум в подсознании туманном,
90. Сражалась, чтоб найти какой-то способ существования духа.
Совсем другой ответ пришел из Мрака этого.
В ту форму было вброшено зерно –
Какая-то неясная, немая оболочка извращенной истины,
Какой-то элемент бездушной бесконечности.
95. В Незнании – в мощнейшем эмбрионе самой Природы –
Рождение чудовищное создало себе обличие космическое.
Затем в необычайно важный и роковой момент
Какая-то персона, против желанья порожденная немою Пустотой
И выскользнувшая из Несознанья сна бесплодного,
100. Подняла угрожающую голову свою и встала против звезд;
Гигантским телом Рока своего она отгородила землю от их тепла –
Заледенели небеса от лика этого зловещего.
Возникла Сила неизвестная, восстала Воля мрачная,
Безмерная и чуждая вселенной нашей.
105. По Замыслу непостижимому, который понять никто не может,
Обширное Не-Существование одело форму на себя,
А беспредельное Неведение глубин не сознающих
Покрыло вечность их несущественностью.
Так видящую Душу сменил Ум ищущий:
110. Жизнь превратилась в смерть голодную, громадную,
Блаженство Духа заместилось вселенской болью.
Уверившись в нейтралитет закрывшего глаза на это Бога,
Сопротивление мощное отвоевало себе некое Пространство.
Правитель, властью обладающий над горем, ложью, смертью,
115. Господства своего жестокого добился;
Внося несогласованность в гармонию исходного изящества
Архитектуры плана судьбы вселенной,
Он исказил первоначальную космическую Волю
И привязал к борьбе и страшным злоключениям
120. Неспешный долгий ход развития неутомимой Силы.
Вживляя в вещество явлений заблуждение,
Из мудрого Закона он сотворил Невежество;
Он помешал прикосновенью верному сокрытого рассудка жизни,
Держал в молчании во сне Материи интуитивного проводника
125. И деформировал инстинкт животных,
И исказил гуманность человека, рожденную печалью.
Тень пала поверх Луча простого:
В пещере сердца угас Свет истины,
Который незамеченным горел в алтарной нише
130. За тихою небесной занавеской тайны,
Сопутствуя в обители той Божеству.
Так рождена была ужасная враждебная Энергия,
Что имитирует могучий образ вечной Матери
И притворяется её пресветлой вечностью
135. В Ночи своим безрадостным и искаженным силуэтом.
Сковав стремления души, взбирающейся ввысь,
Она заставила жизнь двигаться походкой медленной и нерешительной;
Тяжелая рука её, которая с Пути уводит в сторону,
Препятствует впрямую эволюции мистической:
140. Извилистую линию её ума, сбивающую с толку,
Не видят ни бессильный человек, ни Бог;
И, угнетая искру Бога внутри души,
Она давлением этим отбрасывает человека к зверю.
Однако страшным инстинктивным разумом своим
145. Она осознает, как в сердце Времени растет Единый,
И видит сквозь человеческую матрицу сияние Бессмертного.
За власть свою тревожась, исполненная яростью и страхом,
Она неутомимо рыщет вокруг любого света, лучом своим мерцающего
Сквозь темноту из одинокого жилища духа,
150. Надеясь незаметной и неистовой походкой войти
И в этой колыбели умертвить Дитя божественное.
Неисчислима сила в ней, непредсказуем её обман;
Её прикосновенье колдовское смертельно;
Она уничтожает свою жертву его же собственным восторгом,
155. И даже из Добра она сооружает крюк, чтобы тащить им в Ад.
Из-за неё мир катится к своим мучениям.
Ведь, часто странник, идущий по дороге Вечности,
Что плохо освещается сквозь облака тусклой луной Ума,
Или блуждающий окольными тропинками,
160. Иль потерявшийся в глуши, где никаких путей не видно,
Ослабевает сломленным её наскоком львиным,
Став в её страшных лапах побежденным пленным.
Тот смертный, кто был однажды компаньоном священного Огня,
Тот, кто теперь стал опьяненным её дыханием горячим
165. И в разрушительную глотку её влюбился вдруг,
Тот смертный погибает и для Света, и для Бога:
Теперь Противник их – Природа, что враждебна Силе-Матери, –
Руководит и его разумом, и сердцем.
«Я» жизни инструменты собственные отдает Титану
170. И представителям враждебным, демоническим,
Которые сверх меры превозносят и искажают земное естество:
Замаскированный предатель становится проводником идей;
Его искусный шепот пораженца умерщвляет веру,
А, сообщающее по секрету, засевшее в груди
175. Обманчивое вдохновение, ужасное и темное,
Божественный порядок подменяет новым, темным.
Затем высоты духа окружает молчаливость,
Бог удаляется из скрытого святилища,
Пустой, холодной становится Невесты комната,
180. Теперь уже не виден золотистый Ореол,
И больше не сияет духовный чистый луч,
И навсегда смолкает тайный Голос.
И в это время Ангел на Дозорной Башне
Вычеркивает чьё-то имя в регистрационной книге;
185. То пламя, что трепетало в Небесах, погаснув, опадает;
Эпос души кончается крушением.
Трагична смерть духовная,
Когда уходит элемент божественный,
А тело с разумом живут лишь только для того, чтоб умереть.

190. Дух допускает ужасные последствия, –
Ведь, существуют тонкие Энергии с чудовищными свойствами,
Что под покровами Неведения скрывают суть свою.
Потомки бездн, агенты темной Силы,
Покой нетерпящие и ненавидящие свет,
195. Подделываясь под мышленье Друга и Руководителя,
Противясь в сердце вечной Воле, –
Они скрывают оккультного Поэта, ведущего к вершинам.
Из путеводных нитей Его мудрости они сплетают нам оковы;
Ключами убеждения они замкнули двери Бога
200. И Милость неустанную Его блокируют своим законом.
Вдоль всех дорог Природы они установили свои посты
И перехватывают караваны Света,
И вмешиваются они везде, где Боги действуют.
Хомут наложен на затуманенное сердце мира,
205. Его биеньям недоступно небесное Блаженство,
Закрытые границы светлого Разума
Блокируют подходы тонкие Огня божественного.
Всё время кажется, что побеждают Авантюристы темные;
Они Природу наводняют зла институтами
210. И в пораженья превращают победы Истины,
Законы вечные провозглашают лживыми,
Играют в кости колдовские изменчивой Судьбы;
Они уже проникли в храмы мира и незаконно захватили их престолы.
С презрением глядя на тающие шансы всех Богов,
215. Они творение объявляют своею покоренной вотчиной
И сами себя зовут железными Богами Времени.
Иллюзий, масок знатоки,
Изобретатели падений и страданий земной Природы –
Они уже соорудили алтари победоносной Ночи
220. В храме для плоти человеческой земного срока жизни.
В пустых пределах, где Огонь священный не горит,
За алтарем в мистическом обряде,
Лицом к завесе тусклой, проникнуть сквозь которую никто не может,
Жрец в митре речитативом исполняет свой мрачный гимн
225. И призывает в грудь свою ужасные присутствия:
Своим молитвам приписывая Имя, перед которым благоговеют,
Он монотонно распевает слова каких-то текстов колдовских
И призывает действо приобщения, причастие невидимое,
Пока всё зло жестокое, которое мир мучает,
230. Не будет перемешено меж фимиамом и бормотанием молитвы этой
И полностью готово в кубке пенном сердец людских,
И опрокинуто во всех, излившись как священное вино.
Эти жрецы руководят и правят, присваивая имена божественные.
Противники Всевышнего – они пришли сюда
235. Из их миров мысли и силы, не имеющих души,
Чтобы нести вражду космическому плану.
Ночь – их пристанище и стратегическая база.
И укрываясь от Ока просветленного и от Меча пылающего,
Они живут в тяжелых бастионах тьмы без опасений,
240. В тиши, в уединенности, лишенной солнца:
Даже случайный небесный Луч не может туда проникнуть.
Укрытые броней и защищенные своими масками летальными,
Как будто в мастерской у Смерти, творящей это всё,
Сыны-гиганты Тьмы сидят и строят планы некой драмы,
245. Идущей на земле – своих подмостках человеческой трагедии.
И каждый, кто возвысить может этот падший мир,
Должен войти под угрожающие своды силы их,
Ибо пятнать жизнь всех детей богов
Их привилегия и право ужасающее.
250. Никто не может достичь небес, пока он не прошел сквозь ад.

Отважиться на это должен и путешественник по всем мирам.
Воителем борьбы дуэльной, давней
Вошел он – Ашвапати – в Ночь безысходную немую,
Своей душою светлой бросая вызов темноте.
255. Тревожа поступью своею преддверие темноты,
Пришел он в царство, приносящее жестокость и страдания,
Где жили души, никогда не испытавшие блаженства, невежды полные,
Как те, кто были рождены слепыми и света никогда не видели.
Они могли бы приравнять злодейства ещё худшие к добру.
260. В глазах их добродетель была каким-то обликом греха,
А зло и горе – состоянием естественным.
Здесь уголовный кодекс зловещего правительства,
Назначившего горести и боль законом общепринятым,
Постановляющим всеобщую печаль,
265. Жизнь превратил в стоический крест,
А пытку – в ежедневный праздник.
Существовал закон неумолимый здесь: карать за счастье;
Были запрещены, как смертные грехи, и смех, и радость:
Нелюбопытный разум оценивался как мудрое довольство,
270. А молчаливая апатия медлительного сердца – как покой.
Сна не было там, и лишь оцепенение приносило отдых,
Смерть приходила, но не приносила ни передышки, ни конца:
Душа жить продолжала и только больше мучилась.
Стал Ашвапати еще глубже исследовать царство страданий это;
275. Вокруг него расползся ужас мира,
Мучения сменялись еще большими мучениями,
И в этом ужасе любое бедствие – своё или других людей –
Встречалось с необъятной злобной радостью.
Здесь сущим наказаньем были и жизнь сама, и размышления о ней,
280. Любой вздох – бременем, а всякая надежда – карой,
Тело людское – полем для мучений, причиной огромных беспокойств,
А передышка была лишь в промежутке между болью и новой болью.
Закон явлений мира этого никто и не мечтал здесь изменить:
Жестокое, безрадостное сердце и разум неулыбчивый, суровый
285. Отвергли счастье, словно надоевшую всем патоку;
Уравновешенность была там скукой и апатией:
Жизнь наполнялась красками в страданиях;
Ей требовались острая приправа в виде боли и соль из слёз.
И если б кто-то всё это прекратил, было б гораздо лучше;
290. Лишь сильные неистовые ощущенья придали живость миру этому:
Ревности ярость, сжигающая терзаемое сердце,
Жало смертельной злобы, ненависти, вожделения,
Молва, которая заманивает в западню, удары вероломства
Пролились пятнами ярчайшими на тусклые часы, наполненные болью.
295. Взгляд непрестанный на несчастья драму,
И на мучения творений под дланью злого рока,
Трагическое созерцание горя в ночи безрадостной
И ужас, и стучащее от страха сердце –
Такими были здесь ингредиенты в тяжелой чаше Времени,
300. Что доставляли радость и помогали наслаждаться всей горечью такого вкуса.
Ад долгий этой жизни был сделан из вещества жестокого:
Он был опутан темными паучьими сетями,
В которую ловили душу восхищенную и трепетную;
Таков здесь был закон Природы, такова – религия.
305. В молельне беспощадной беззакония, чтоб на колени встать
И поклониться образу безжалостному черной Силы,
Необходимо было пересечь дворы жестокосердные,
Которые покрыты были каменным настилом злой судьбы.
Здесь каждый камень был острым краем жестокой силы,
310. Облепленным остывшей кровью душ истерзанных;
Сухие сучковатые деревья кругом стояли, словно умирающие люди,
Оцепеневшие в своем страдании;
Из каждого окна глядел жрец грозный, распевающий:
«Тебя, о Боже, славим», – молитвой той венчая жертву –
315. Разрушенные в корне города, дома людские,
Изломанные обгоревшие тела и массовую гибель под бомбежкой.
«Враги все наши пали, пали все», – так нараспев они читали, –
«Все, кто однажды мешали нашей воле, повержены, мертвы;
Как велики мы, как милосерден Ты».
320. Вот, так они мечтали достичь бесстрастного престола Бога,
Приказывать Ему, которому все их деянья противоречат,
Превознося свои поступки, мечтали прикоснуться к небесам Его
И сделать Его сообщником своих преступных действий.
Здесь не могло быть места для милостивой жалости,
325. Здесь правили безжалостная сила и духа расположение жестокое,
Царило вековое полновластье слепого ужаса и тьмы:
Таким предстал пред Ашвпати образ Бога темного,
Превозносимого ничтожным гибельным убожеством, им сотворенным,
Державшим в рабстве этот несчастный мир,
330. Где беззащитные сердца, прикованные к нескончаемому горю,
С восторгом целовали ноги, которые их втаптывали в грязь.
Это был мир ненависти и страдания,
Страдания с ненавистью за единственную радость
И ненависти с другим страданием в качестве праздника;
335. Гримасы горькие кривили измученные рты;
Трагическое бессердечие нашло здесь свой зловещий шанс.
Здесь ненависть была черным архангелом.
Она бриллиантом темным сверкала в сердце,
Погрязнув в жестокой яме своего могущества,
340. И обжигала душу лучами пагубными.
Казалось, что страстями этими дышали даже предметы здесь,
Ибо мышление злое вливалось также и в неживое,
Которое ответ давало с той же злобой, которую оно и принимало,
Употребляя против пользователей этих всё те же злые силы –
345. Ту боль, назначенную инструментом невидимого рока
И убивающую странно и внезапно без всяких рук.
Или же это неживое себя преображало в тюремный роковой застенок,
Где людям не давали спать подолгу,
Прошедший каждый час зловещим звоном возвещая.
350. Окружье злое чернило ещё больше злые души:
Всё было здесь сознательным и в то же время извращенным.
Отважился и в этом царстве Ашвапати быть настойчивым
И даже в яме этой глубочайшей, в мрачнейшей сердцевине,
Встревожив мрачную его основу, отважился поспорить он
355. И с силой абсолютной, и с правом древним, привилегированным:
Он погрузился в Ночь, чтобы познать её внушающее ужас сердце,
В Аду искал он корни и причину Ада.
В его душе открылись бездны, страдание выражающие;
Он слышал крики, сдавленные болью,
360. Сердцебиение одиночества фатального.
Над ним висела холодная глухая вечность.
В неясных страшных коридорах Рока
Услышал он Глас гоблина, зовущего к смертоубийству,
И повстречал лицом к лицу очарованье дьявольского Знака,
365. Прошел насквозь засаду Змея-искусителя.
Затем пробрел пустынными путями, в одиночестве
По трактам грозным и мучительным, и полностью безлюдным,
Где Волк враждебности ждет путника возле реки без брода,
И Смерти горные орлы пронзительно клекочут у обрыва,
370. И встретил псов несчастья, которые охотятся за сердцем человека,
Преследуя его в степях Судьбы.
В нехоженых полях сражений этой Бездны
Он бился в призрачных боях в безмолвных и слепых глубинах
И выдержал атаки Ада и приступы Титанов,
375. И претерпел жестокие ранения, что долго заживают.
Узник магической, вуалью скрытой Силы,
Затянутый и пойманный Лжи сетью смертоносной
И очень часто схваченный за горло петлею горя
Иль брошенный в жестокую трясину сомнений разных,
380. Или попавший в западню ошибок и отчаянья, –
Он выпил целиком до дна все эти части яда.
Здесь, в этом мире, где не могло быть ни надежд, ни радостей,
Подвергся он тяжелым испытаньем зла абсолютной власти,
Но сохранил нетронутой сияющую правду собственного духа.
385. Внезапно обездвиженный и обессиленный,
Слепой и заключенный в тюрьму пустого отрицания Материи,
Прижатый черною инерцией основы нашей,
Он как сокровище хранил свою трепещущую душу.
Вот, существо его отважилось войти в тупую Пустоту –
390. В пучины нетерпимые, не знающие ничего о чувствах или мыслях;
Исчезла мысль, пропало чувство, хотя душа всё рассмотрела и узнала.
В деленьях Бесконечности на атомы,
Вблизи начал безмолвных утраченного «Я»
Он ощутил второстепенную курьезную поверхностность
395. Творения материальной сути.
Пустынным мраком Несознания придавленный,
Он прозондировал всю эту темную бездонную мистерию
Глубин огромных, лишенных содержания, в которых
Из вселенной мертвой восстала бьющая себе дорогу жизнь.
400. В той полной идентичности, потерянной для разума,
Он ощутил сокрытый смысл бесчувственного бессознательного мира
И мудрость молчаливую Ночи незнания.
Проник он в тайну глубочайшую – туда,
Откуда со своей подстилки выглядывает тьма седая, голая,
405. И встал на плане подсознания низшем и закрытом,
Где Жизнь во сне покоится, не сознавая своих мыслей,
И строит мир, не зная, что же, всё-таки, она возводит.
Там, ожидая часа своего, лежит неведомое будущее,
Там – память о погасших звездах.
410. Во сне вселенской Воли там
Увидел он секретный ключ разнообразия Природы.
Свет был с ним, и невидимая длань
Была возложена на боль и заблуждения,
Пока всё это не стало трепетным экстазом
415. И потрясением от сладостных объятий.
Увидел он, что Ночь – это лишь Вечности туманная вуаль,
Познал, что смерть – подвал, зал самый нижний в доме жизни,
И ощутил и в разрушении, и в гибели творенья быстрый шаг,
Увидел, что утрата – определенная цена победы неземной,
420. А ад – путь напрямик к вратам небесным.
Затем на фабрике оккультной Заблуждения,
А также и в магическом печатном доме Несознания
Были разрушены все примитивные шаблоны Ночи
И вдребезги развеяны Неведенья стереотипы.
425. Ожившая, вздохнувшая духовным, идущим из глубин, дыханием,
Природа кодекс свой механистический, окостеневший удалила,
Перечеркнув статьи контракта души обремененной,
При этом Ложь вернула искаженный ею образ Истине.
Скрижали закона Боли были уничтожены,
430. А на их месте возникли сияющие ярким светом буквы.
Незримый перст искусного Писца чертил
Свою интуитивную каллиграфическую вязь;
Его свидетельства божественные создали земные формы
И мудрость воплощенную, которую открыть не смог бы ум,
435. А из груди немого мира изгнали Несознание;
Преобразованными стали застывшие строенья умозаключений Мысли.
Сознание пробуждая в инертном сущем,
Он наложил на темный атом и скрытую в нем массу,
Алмазным шрифтом Нерушимого
440. Начертанный на темном сердце падших здесь существ,
Хвалебный гимн свободной Бесконечности
И Имя основателя – того, кто создал Вечность,
И начертил на клетках пробужденных и ликующих
Знаками–символами самого Невыразимого
445. Лирический сонет любви, нас ждущей сквозь Века,
И том загадочный Книги Блаженства,
И сообщенье сверхсознательного Света.
Затем в телесной оболочке жизнь непорочная затрепетала;
Луч дьявольский исчез – он больше никого убить не смог бы,
450. Ад раскололся вдоль своего огромного неровного фасада,
И здание магическое это уничтожилось,
Ночь приоткрылась и пропала, как сна водоворот.
В брешь бытия – в пространство, вырытое Ночью и теперь пустое, –
В то место, которое Она заполнила, поскольку Бог тогда отсутствовал,
455. Пролилась сокровенная пространная блаженная Заря,
И исцелилось всё, что сделало терзаемое сердце Времени,
Страдание жить больше не смогло в груди Природы:
Раздоры прекратились, поскольку Бог был там.
Душа своим сиянием озарила сознательное тело,
460. Материя и дух смешались воедино.