Царства и Божества Бо́льшей Жизни. Книга II. Песнь 6 “Савитри” Шри Ауробиндо

Царства и Божества Большей Жизни

Книга II. Песнь 6

Из серого хаоса царства низшей жизни бежал прочь Ашвапати, как тот,
Кто, находясь меж стенами, смыкающими темноту над ним,
Стремясь к сиянию дальнему на выходе из мрачного туннеля,
Передвигается без принужденья, вольно, с надеждой на этот слабый свет
5. И ощущает дуновение воздуха пространств, обширней прежних.
В бесплодный мир пришел он –
В лишенный цели мир рождения, закованного в цепи,
Где существо живое небытия избегло и жить посмело,
Но не имело силы, чтобы долго оставаться здесь.
10. Вверху виднелся лоб потревоженных небес с застывшим взглядом,
Пересекаемый крылами неясной мысли, обуреваемой сомнениями,
Отважившейся в поиск устремиться и голосом блуждающих ветров
Взывающей к чьему-то указанию в пустоте, – той самой мысли,
Которая подобно ослепшим душам, потерявшим свое «я»,
15. Чего-то ищет и блуждает по неведомым мирам;
Пространство встретило вопросом крылья туманного запроса этого.
Вот, несогласие забрезжило сомнительной надеждой,
Надеждой «я» и формы, надеждой на разрешение здесь жить им,
Надеждой на рождение того, что никогда быть раньше не могло,
20. Забрезжило восторгом разума рискующего и выбора сердечного,
Надеждой на Неведомого милость и длани, приносящие сюрприз,
И на касание надежного блаженства в ненадежном сущем:
Пришел к сомнительному, странному пространству Ашвапати –
Там, где сознание играло свою игру с «я» бессознательным,
25. И всякое рождение являлось некою попыткой, эпизодом.
Очарование притягивало то, что содержать своих чар не могло, –
Страстно желающую Силу, которая не в состоянии найти свой путь,
Какую-то Случайность, которая избрала чудную арифметику,
Но не могла связать с ней формы, которые сама же и создала,
30. И множество, которое не может сохранить всю свою сумму,
Что из нуля произросла и больше единицы.
К обширным и туманным чувствам приходя,
Не ведая об их скоротечном смысле,
Жизнь тщательно трудилась в необычной атмосфере,
35. Лишенной своих великолепных и добрых солнц.
В мирах воображаемых, которых реально еще никто не создал,
В мерцании продолжительном на грани нового творения
Она блуждала и мечтала, и никогда не прекращала двигаться вперед:
Конца достигнув, она разрушила бы это волшебное Пространство.
40. Явленья удивительные смутной, нереальной страны чудес,
Наполненной незримой красотой, но странно и напрасно созданной,
Волна причудливых реальностей,
Приглушенные сверху признаки какого-то Величия
Будили чувство страстное в глазах желания,
45. И принуждали к вере очарованную мысль,
Притягивали сердце, но к цели не вели.
Очарование струилось, как будто бы из трогательных сцен,
Которые недолго сохраняли свою нестойкую изысканность
Скупых и строгих линий, написанных абстрактным живописцем
50. В неясном скудном свете кистью воображения слабого
На серебристом фоне неопределенности.
Свет в небесах, под утро зародившийся, –
Огонь, который интенсивно ощущался, но никого не обжигал, –
Ласкал горячими намеками дня наступающего воздух.
55. И совершенные, желающие страстно прелестей несовершенства,
И просветленные, которые попали в западню Неведенья, –
Эфирные создания, соблазнами телесными притянутые, –
Пришли они все, возжаждав радостей конечной личной жизни, сюда –
В эту обитель обещаний, незримыми крылами хлопая,
60. Пришли – божественные слишком, чтобы землю сотворенную топтать
И разделять судьбу непрочной бренной сути.
Все эти Дети невоплощенной Вспышки,
Возникшие внутри души из некой аморфной мысли,
Гонимые желанием непреходящим,
65. Пересекали поле пристального взгляда, преследующего их.
Там действовала Воля, что ненароком ошибалась:
Жизнь была поиском, но никогда открытие не приходило к ней.
Там всё пленяло, но ничего не приносило удовлетворения,
Там всё оказывалось тем, что никогда всей полнотой не обладало,
70. Там образы смотрелись весьма похожими на действия живые,
А символы скрывали смысл, который они к показу заявляли,
Мечты же слабые реалиями становились лишь для глаз мечтателя.
Туда попали души те, которые старались понапрасну тело обрести,
Они могли, в ловушку пойманные, блуждать там сквозь века
75. И никогда не обрести той истины, благодаря которой существуют.
Всё двигалось здесь также, как скользит надежда, которая охотится за потаенным
Случаем; ничто не ощущалось здесь законченным и прочным не было:
Всё было ненадежным, удивительным и лишь наполовину истинным.
Казалось, это – царство жизней, которое какой-либо основы не имеет.

80. Затем забрезжило стремление к высям и небесам распахнутым,
И под крылами Силы, над ним нависшей, путешествие продолжилось.
Сначала появилось царство утренней звезды:
Неясные красоты трепетали в лучах зари,
Вибрация возникла от надежды на Жизнь обширнее, чем прежняя.
85. Потом, не торопясь, взошло огромное и нерешительное солнце,
И в его свете эта Жизнь создала из себя самой мир некий.
Был там и дух, искавший собственное подсознательное «я»,
И удовлетворенный его обрывками, протолкнутыми вверх,
И теми сторонами жизни, что искажали целостность её,
90. Которые, однажды собранные воедино, могли бы истиною стать.
Казалось что-то в конце концов будет достигнуто.
Растущая вместимость воли бытия,
Кривая силы и книга жизни,
План действий, песнь образов сознательных,
95. Нагруженные смыслами, нестойкими от разных мыслей,
И переполненные разными оттенками ритмического зова жизни,
Могли записывать себя в сердцах живого мира.
Во вспышке силы Духа тайного,
В реакции ответной восторга Жизни и Материи
100. Улавливались лик красоты, лишенной смерти,
Который даже сиюминутной радости мог придавать бессмертие,
И слово некое, которое могло бы воплотить ту Истину высокую,
Что выскочила при случайном напряжении души,
Оттенок некий Абсолюта, который мог бы низойти на жизнь,
105. И некое сияние знания и видения интуитивного,
Страсть некая Любви восторженного сердца.
Верховный жрец лишенной тела Тайны,
Которая заключена в духовную невидимую оболочку,
И Воля, что выталкивает чувство за свои границы,
110. Чтоб ощутить неосязаемую радость и горний свет,
Почти нашли свой путь в тиши Невыразимого,
Почти поймали запечатанную сладость того желания,
Которое струится из груди непостижимого Блаженства,
Почти при этом проявили скрытую Реальность.
115. Душа, которая не спряталась под маской разума,
Смогла мельком увидеть истинное назначение мира форм;
Видением, отраженным в мысли, озаренная
И ободрённая согласным сиянием сердца,
Она могла держать в сознательном пространстве духа
120. Божественность условно обозначенной вселенной.

Глубокими надеждами нас вдохновляет это царство;
Место рождения человека – Землю – создали силы царства этого,
Знаки его прорисовали прообраз наших жизней:
Оно дарует полновластный ход людской судьбе,
125. Его блуждающие волны привносят высокий всплеск в жизнь человеческую.
Там прототипом пребывает всё, чего мы постоянно ищем,
И всё, чего ещё не знали и не искали мы, но всё-таки
Однажды ещё должно родиться в человеческих сердцах,
Чтоб в мире сущем Вечное могло осуществить себя.
130. Возможность, возрастающая беспредельно,
Что существует вечно в открытом Бесконечьи,
И полностью воплощена в мистерии дней человеческих,
Карабкается вверх по высочайшей лестнице мечты без остановки
В Существе, что пребывает в сознательном экстазе.
135. По этой лестнице к незримому концу восходит всё.
Энергия непрекращающейся быстротечности творит
Паломничество всей Природы к Неизвестному –
То путешествие, возврата из которого не существует точно.
Как будто в восхождении своем к источнику, утерянному ею,
140. Она надеялась раскрыть всё, что могло бы вечно существовать;
И это восхождение высокое идет последовательно – по ступеням,
От взгляда к взгляду растут её успехи,
Процесс ведет её от формы к форме, более продвинутой –
Напоминает это караван неистощимый формирования
145. Безграничной Мысли и беспредельной Силы.
Сей Силы вневременная Мощь, которая когда-то полностью лежала
Во власти бесконечного и безначального Покоя,
Оторванная ныне от бессмертного блаженства Духа,
Вновь учреждает все те радости, что были ранее утеряны;
150. И, покоряя временное существо внутри материальной формы,
Она надеется, придав свободу творческому действу, ту пропасть,
Что не в состоянии наполнить, в иное время просто перепрыгнуть,
Хотя б на время излечить рану разрыва с Богом,
А также избежать тюрьмы ничтожности момента
155. И встретить ту обширную величественность Вечного,
Что здесь разделена на части в изменчивом пространстве-времени.
Она почти добилась того, чего добиться невозможно никогда;
Она, когда захочет, вмещает вечность всего лишь в час
И наполняет любую душу Бесконечностью;
160. Сам Недвижимый склоняется пред волшебством её призыва;
Она стоит на побережье Безграничья,
И различает Небожителя бесформенного в какой угодно форме,
И чувствует вокруг себя объятия бесконечности.
Её задача конца не знает; она не служит чьей-то цели,
165. Но трудится, ведомая той безымянной Волей,
Которая пришла из некой непостижимой аморфной Шири.
Её невероятная и тайная задача –
Поймать неограниченное в сеть рождения,
В физическую форму вбросить дух,
170. Придать речь и мышление Невыразимому;
Её настойчиво пододвигают к открытию всевечного Неявного.
Уже, благодаря её умению, свершилось невозможное:
Она в жизнь претворяет свой грандиозный иррациональный план,
Изобретает элементы своего волшебного искусства,
175. Чтоб Бесконечью найти тела и образы Непостижимому,
Которые ещё доныне не существовали;
Жизнь заманила Вечное в объятия Времени.
Но даже и сейчас она сама того не знает, что уже сделала.
Ибо всё создано под маской, ставящей загадку:
180. Обличье внешнее – это не истина, внутри него сокрытая,
Аспект которой создает эффект иллюзии,
Придуманную нереальность, управляемую временем,
Незавершенное творение изменчивой души
В теле изменчивом совместно с обитателем внутри него.
185. Средства той Жизни незначительны, а труд её всевечен;
И на огромном поле самого сознания – вне его формы,
И в небольших конечных взлетах разума и чувства
Она развертывает бесконечно Истину, конца которой не существует;
Так вечная мистерия реализуется во Времени.
190. Величие её заветных дел никем не понято,
Труд этот является предметом её страсти и в то же время боли,
Восторгом и мучением, триумфом и проклятием;
Не может она решиться на другое и продолжает прилагать усилия;
Сердце могучее её остановить работу запрещает.
195. Но неудачи её не исчезают, пока мир существует,
Безмерно изумляя и приводя в тупик взор Разума.
Не исчезает также безрассудство и непререкаемая красота,
И благородное безумство воли к жизни,
И смелость, и блаженства исступление.
200. Таков закон существования её, и способ этому – всего один;
Она старается себя насытить, но насыщения не происходит никогда,
И ненасытность этой Жизни повсеместно расточает
Её многообразные фантазии о высшем «Я»
И тысячи различных образов Реальности единой.
205. Мир сделала она, которого коснулась только кромка Истины,
Мир, вброшенный в мечту и поиск
Иконы Истины, мистерии сознательного вида.
Мир этот не теряет время зря, как разум человеческий, который
Окружен барьерами сплошными очевидных фактов;
210. Рискует он довериться душе и разуму мечтания.
Искатель духовных истин, который лишь раздумывает
Иль полагает, или придерживается догматов веры,
Он ухватил воображением и в клетку заточил
Какую-то раскрашенную птицу райскую.
215. Жизнь эта бо́льшая Незримым очарована;
Она взывает к Свету высочайшему, который не досягаем для неё,
Она способна ощутить Безмолвие, которое освобождает душу,
И ощущает луч божественный – прикосновение Спасителя:
Добро и истина, и красота – вот, божества её.
220. Она близка к тем небесам небесным, которых с земли не видно,
И к темноте, ужасней той, которую жизнь человека не осилит:
Она в родстве и с демоном, и с богом.
Какой-то странный энтузиазм привел сердце её в движение;
Она теперь высот небесных жаждет и страсть испытывает к богу.
225. Она охотится за совершенным словом и совершенной формой,
Карабкается к вершине мысли и к вершине света.
Ибо посредством формы Жизнь сближается с Бесформенным,
А совершенство очень близко подходит к Абсолюту.
Дитя небес, которое не видело родного дома с самого рождения, –
230. Его импульс движения соприкасает вечное лишь в некой точке:
Оно не может удержать его, лишь только близко подойти и прикоснуться;
Жизнь эта способна лишь стремиться к некому ярчайшему экстремуму:
Искать и создавать – вот, в чём её величие, вот, её творческая сила.

На каждом плане Сила Жизни должна творить.
235. Она – всё та же на земле и в небе, и в аду;
И роль её огромна в любой судьбе.
Хранитель, страж огня, который зажигает солнца – она победоносна
В могуществе своем и в славе и, невзирая на сопротивление
И угнетение, в себе несет стремление Бога к рождению на земле:
240. Дух выживает, поскольку он в реалиях не существует,
А сила мира переживает шок от разрушения иллюзий:
Безмолвная – она есть всё же Слово, инертная Энергия.
Её – рабыню смерти и неведенья, здесь в тело павшую –
Ведут к тому, чтобы она возвысилась к явлениям бессмертным,
245. И побуждают познать даже само Непознаваемое.
Ведь, даже сон её – не ведающий, никакой – способен мир творить.
Она мощней всего работает, когда её не видно;
Упрятанная в атоме и похороненная вместе с телом мертвым, –
Её живая творческая страсть не может вдруг прерваться.
250. Её вселенский обморок – период огромной важности,
А Несознание её – гигантски длительная пауза:
Рожденная во Времени, она свое бессмертие скрывает;
И в смерти, в своей постели, она ждет часа, чтоб воскреснуть.
Ведь даже отринув Свет, направивший её вперед,
255. И с умершей надеждой, которая была нужна ей для своей задачи,
Тогда, когда погашенными стали даже звезды, что ей в Ночи светили,
Питаясь только бедами и скорбью,
И с болью в качестве служанки, массажистки и кормилицы
Её измученный незримый дух без передышки продолжает
260. С усердием трудиться, хоть и в темноте, творить, хоть и с мучениями;
Распятый Бог лежит, взрастая, на её груди.
В холодных неживых глубинах, где радость полностью отсутствует,
Где нет движения и ничего не происходит,
Подавленная и замурованная сопротивляющейся Пустотой,
265. Она всё помнит и прибегает к мастерству,
Которое Творец волшебный дал ей при её рождении,
И придает бесформенности апатичной некую форму,
И открывает мир, где прежде не было существования.
В тех царствах, ограниченных жалким и низким кругом смерти
270. И темной вечностью Неведения,
И дрожью несознательной инертной массы,
Или закованных под принуждением слепым глухой Материи
Блокирующими кольцами Силы,
Она отказывается сном недвижно спать во прахе.
275. Потом, как наказание за пробуждение мятежное,
Данное просто машинально жестким Случаем,
Как механизмом неким её магического ремесла,
Она выделывает чудеса богоподобные просто из грязи; она привносит
В протоплазму свой бессловесный и бессмертный побудительный мотив,
280. Способствует живой ткани размышлять, а чувству в теле – ощущать,
Передает по хрупким нервам острые послания,
Чудесно любит в телесном сердце,
Телам живым дарует душу, волю, голос.
Она, как будто палочкой волшебной, на суд все время вызывает
285. И существа, и образы, неисчислимые моменты жизни –
Тех знаменосцев её процессии огромной по Времени и по Пространству.
Весь мир – лишь путешествие её сквозь ночь вселенскую,
Её дорогу своим светом освещают и солнца, и планеты;
Наш разум – её идей лицо доверенное,
290. А наши чувства – её звонкие свидетели.
Рисуемые знаки её мира – наполовину истинны и наполовину лживы,
И трудится она, чтобы осуществленными мечтами заменить
Воспоминание о вечности утраченной своей.

Вот, таковы дела её в огромном мире этого неведенья:
295. До той поры, пока вуаль не поднята, а ночь еще жива,
Она ведет неутомимый поиск свой при свете или в темноте;
Дорогой её бесконечного паломничества служит Время.
Одна страсть мощная является мотивом всех её деяний.
Её вечный Возлюбленный – причина деяний этих;
300. Она решила выпрыгнуть наружу из Просторов тех незримых для него,
Чтобы здесь действовать в застывшем, несознательном пространстве этом.
Деяния его все – это связи её с тем тайным Гостем,
А прихоти его – её большого сердца страстные желания;
Она хранит свет солнечный его улыбки во всём прекрасном.
305. Стыдясь своей глубокой космической нужды,
Она дарами мелкими своими мостит дорогу к его могуществу
И сохраняет лояльность к его взгляду своими сценами,
И умоляет поместить его многообразные кружащиеся мысли
В фигуры её непроизвольного невероятного порывистого Смысла.
310. Наиважнейшая забота сердца Силы Жизни и дело её главное –
Привлечь к себе поближе своего соратника, сокрытого вуалью тайны,
Прижать его покрепче к груди, укрытой маской мира, чтоб из её объятий
Он не вернулся в свой покой, где формы все отсутствуют.
Однако, когда он очень близко, она не ощущает его совсем,
315. Ибо противоречие – закон её природы.
Как будто ничего не зная о вечной связи этой пары,
Хотя она – всё время в нём находится, а он – всё время в ней,
Воля её в своих работах всё же запирает Бога
И держит там его как самого желанного затворника,
320. Чтоб больше никогда они опять во Времени не разделялись.
Она в самом начале создала для духа великолепную палату –
Зал, расположенный в глубинах её царства,
Где дремлет он, как позабытый всеми гость.
Но, вот, сейчас она вернулась, чтобы разрушить забвенья чары,
325. И будит спящего на ложе, высеченном ею,
Она находит в некой форме вновь Присутствие
И открывает в свете, пробуждающемся вместе с ним,
Значенье в утомительной и торопливой прогулке Времени,
И через разум, который прежде затмевал собою душу,
330. Передает невидимого божества сияние сверкающее.
Сквозь просвещенную мечту пространства духа
Она строит творение – как будто разноцветный мост
Между Безмолвием первоначальным и Пустотой.
Из этой переменчивой вселенной сеть сделана;
335. Она сплетает из нее ловушку для сознательного Бесконечья.
С ней Знание, которое таит в себе определенные шаги,
Но кажется Неведеньем всесильным и немым.
Есть у неё могущество, что чудеса преобразует в истину;
Невероятное – есть её ткань обычных фактов.
340. Её труды, её намерения одни загадки ставят перед нами;
Рассмотренные скрупулезно, они становятся не тем, чем были,
А объясненные, они нам кажутся еще непостижимее.
Ведь, даже в нашем мире уже царствует мистерия,
Которая скрывает маску тривиальной очевидности обычного лукавства;
345. А уровни повыше этого сотворены из чар волшебных.
Там всякая загадка собой являет сверкающий объект,
А опыт всякий получается глубоким, сокровенным.
Там нет серьезной внешней маскировки заурядности,
А чудо – каждый раз иное, божественное чудо.
350. Там есть и бремя спрятанное – непостижимый штрих,
И тайна некая сокрытого значения.
Хоть ни одна земная маска не тяготит лицо материи,
Она спасается от собственного взгляда в себе самой.
Все формы там – опознавательные знаки замаскированной идеи,
355. Цель тайная которой запрятана от поиска ума;
Однако, идея эта является началом превосходного последствия.
Там мысль любая и ощущение каждое есть действие,
А действие любое – знак и символ,
И каждый символ скрывает под собой живую существующую силу.
360. Она из вымыслов и истин сооружает некую вселенную,
Но выстроить не может то, в чем более всего нуждается;
Всё явленное – это лишь образ Истины или же копия Её,
Сама Действительность скрывает от неё свой лик мистический.
Она находит всё остальное, но вечности там не хватает;
365. Всё найдено там, но всё же Бесконечья недоставало.

Было воспринято сознание, что Истиною свыше озарено;
Оно свет обнаружило, но Истины там не увидело:
Оно поймало нужную Идею и из неё создало мир,
И выстроило Образ нужный, и Богом его назвала.
370. В глубинах мира этого прибежище себе нашло что-то реальное.
Там жили царства бо́льшей жизни существа –
Жители бо́льшей атмосферы, пространства вольного
Жили не в теле или не во внешнем сущем:
Их центром «я» был образ жизни глубже, чем в царстве предыдущем.
375. В этом владении интенсивной близости
Объекты пребывают как партнеры, спутники души;
Там деятельность тела второстепенна и
Поверхностна – она транслирует жизнь внутреннюю.
Все силы – свита Жизни в этом мире,
380. А мысль и тело – служанки, движимые Ею.
Вселенские широты дают ей место:
Все люди чувствуют в своих делах космическое действо
И служат инструментами её невероятного могущества.
Или из собственного «я» они творят свою вселенную.
385. Всем, кто уже поднялся к этой бо́льшей Жизни,
В их ухо шепчет глас явлений не рождённых,
Глазам их, освещаемым высоким светом солнца,
Стремление показывает образ некого венца,
Чтоб семя прорастить, которое Жизнь внутрь вбросила сама,
390. Чтобы достичь в них её силы, чтоб с ней её творенья жили.
Каждый из них – величие, взрастающее к горним высям,
Иль нечто, изливающее океаны из внутреннего центра своего;
И в волнах силы – в тех волнах, которые расходятся кругами, –
Они, жадно глотая, поглощают окружение своё.
395. Но даже из этой шири есть те, кто формирует хижину убогую;
Придавленные узостью свобод и малостью возможностей,
Они живут довольными каким-то малым отвоеванным величием.
Быть властелином маленькой империи самих себя,
Быть некою фигурой в этом частном мире
400. И делать собственными радости и горести окружья,
И удовлетворять желанья и побужденья этой жизни
Вполне достаточно для службы и заботы этой силы –
Распорядителя Лица Божественного, распорядителя судьбы.
То были и граничный переход, и в то же время точка старта,
405. Отсчет начальной иммиграции в саму божественность
Для тех, кто перешел в эту сверкающую сферу:
Там – родственники нашей расы, расы землян;
И это царство граничит с нашим смертным миром.

Мир этот – обширней прежнего – дарует нам движенья бо́льшие,
410. Его серьезные формации возделывают наши взрастающие «я»;
Его творения – улучшенные наши копии,
Законченные виды тех, которых только посвятили в дело,
И тех, которыми, определенно, мы лишь стремимся быть.
Будто фигуры, тщательно продуманные, вечные,
415. Не раздираемые противоположными течениями, как мы, они идут
Вслед за незримым командиром туда, куда ведет их собственное сердце,
Их жизни повинуются закону внутренней природы.
Хранится там резерв духовной силы и матрица героя;
Душа присутствует – внимательный строитель судьбы такой;
420. И нет там духа, который безразличен ко всему, инертен;
Они свой выбор сделали и видят бога, и поклоняются ему.
В том царстве началось сражение меж истиной и ложью,
К божественному Свету паломники выходят напрямую.
Само Неведение к познанию стремится там,
425. Сияя светом приглушенным звезды далекой;
Там знание пребывает в сердцевине сна:
К нему, как некая сознательная сила, Природа приближается.
Верх совершенства, идеал – их вечный вождь и царь:
К монархии божественного солнца устремляясь постоянно,
430. Они взывают к Истине, моля её о высочайшем руководстве
И о скорейшем воплощении её в их действиях любых,
О наполнении вдохновенным гласом её всех мыслей их;
Они взывают сделать жизни их по образу её живому,
Пока они не станут также частью божественной природы.
435. Или они соединяются и соглашаются с истиной Темноты;
За Небо или же за Ад они должны вести войну:
Как воины Добра, они служат сияющему светом делу,
Или они – солдаты Зла на содержании у Греха.
Ибо добро и зло имеют там равновеликие владения:
440. Ведь, как на это не смотри, Знание – это близнец Невежества.
Все силы Жизни стремятся к собственному божеству:
В той атмосфере широты и смелости безмерной
Возводит и развивает каждый свой храм, свой культ,
И Грех там, также как и Бог, в своем владении присутствует.
445. Там, утверждая красоту и благородство своего закона,
Грех объявляет жизнь своим естественным владением
И узурпирует трон мира иль надевает облаченье папское,
А почитатели его провозглашают это его священным правом.
Они вовсю чтят Ложь, украшенную папскою тиарой,
450. И преклоняются пред тенью этого хромого бога,
Согласны с Идеей черной, которая мозг человека разрушает,
Иль возлежат на ложе с похотливой Силой, что душу убивает.
Одолевающая добродетель у них лишь пребывает в позе изваяния,
А страсть Титана побуждает только к горделивому волнению:
455. Когда на алтаре Премудрости они являются царями и жрецами,
Тогда их жизнь является лишь жертвой идолу Могущества.
Или над ними сияет Красота как некая звезда непостижимая;
И даже если свет её весьма далек, они со страстью следуют за ним;
В искусстве, в жизни они пытаются поймать лучи Прекрасного
460. И сделать мир лучащимся дворцом этих сокровищ:
В нём в чудо облачены даже обычные фигуры;
Очарованье и величие, что скрыты в каждом часе там,
Будят восторг, который спит во всём, что там сотворено.
Могучая победа или же падение могучее,
465. Трон в небесах или же яма выгребная в преисподней –
Они лишь подтвердили двойственность Энергии,
А души все отметили Её невероятною печатью:
Всё, что Судьба способна с ними сделать, они то заслужили;
Они живут такими, каким сами сделали себя, и с тем, что сами сделали.
470. Материя есть следствие души там, а не её причина.
В балансе противоположностей явлений истины земной
Всё грубое имеет меньший вес, а тонкое считается значительней;
В том царстве внутренние ценности парят над внешним планом.
Как выразительное слово трепещет некой мыслью там,
475. Как страсть души стремится к деятельности некой,
Так ощущаемое явленное божье провидение мира
Посматривает с дрожью на мощь какой-то сути внутренней.
Здесь разум, внешним чувством не ограниченный совсем,
Придумал формы неопределимому, пришедшему от духа,
480. Поймал и ощутил импульсы мира без посторонней помощи
И сразу преобразовал их в реальную телесную вибрацию –
В живые действия лишенной тела Силы;
А силы подсознательные, что действуют незримо здесь
Или, припав к земле, ждут за барьером часа своего,
485. Прошествовали на передний план, приоткрывая лица.
Оккультное избавилось от тайны здесь, и сохранилось очевидное,
Сокрытое открытым стало, взвалив на плечи неизвестное;
Незримое было воспринято и потеснило видимые образы.
В общении двух разумов, что встретились на этом поле,
490. Мысль пристально всмотрелась в мысль и не нуждалась больше в речи;
Эмоции в сердцах слились друг с другом в объятьях тесных,
И трепет одной во плоти, нервах тотчас же ощутила и другая,
Как будто бы одна эмоция в другой расплавилась и стала необъятной –
Так одно пламя возрастает при пожаре двух домов, с другим сливаясь:
495. Одна любовь с другой сложилась, и ненависти меж собой сцепились;
На поле разума невидимом сразилась с волей другая воля;
Другие ощущения, которые пронизывают нас как волны,
Вибрациями передали тонкого тела точный образ –
Ярость вибраций этих, галопируя в атаке жесткой,
500. Сдирала плату с сотрясаемой земли, топча её копытами;
Там каждый ощущал печаль другого, сжимающую грудь,
Ликующий восторг другого, текущий в своей крови:
Сердца могли сближаться через расстояния, и голоса стать ближе,
Чтобы общаться, обитая на разных берегах чужих морей.
505. Там бился пульс активного взаимного обмена:
Любое существо другое ощущало даже за тысячу морей,
И точно также сознание одно сознанию другому отвечало.
Однако главного единства там всё же не существовало.
Одна душа существовала от другой отдельно:
510. Там можно было внутренней барьер безмолвия установить –
Броня сознания могла и защищать, и экранировать;
Любое существо могло закрыться и уединиться,
Любой мог оставаться в одиночестве, в себе самом.
Однако отличительной чертой был не покой уединения.
515. Всё было сделанным и познанным всего наполовину, несовершенным.
К примеру, чудо Несознания было превзойдено,
Однако ещё в покое оставалось чудо Сверхсознания:
Неощутимое, непостижимое, неведомое, свёрнутое в себе самом,
С небес на них смотрящее – источник всего, чем они были.
520. Они пришли как формы полностью бесформенного Бесконечья,
А жили как имена, как личности безличной Вечности.
Оккультными, загадочными были там начало и конец;
А в середине всё действовало неожиданно и необъяснимо:
Существовали речь, которая вела беседу с бессловесной Истиной,
525. И некие фигуры, что просто дополняли картину незаконченную там.
Никто реально там не знал ни мира окружающего, ни себя,
Ни истинной Реальности, живущей там, хранимой и оберегаемой:
Знали там только то, что Разум сам мог взять и обустроить
Из тайного огромного хранилища Сверхразума.
530. Под ними – Темнота, над ними – Пустота сияющая:
Они жили в великом восходящем Космосе, как в неизвестности,
И растолковывали Тайну одними только тайнами;
Загадка мира сущего встречала здесь загадочный ответ.
Перемещаясь в пространстве этой неоднозначной жизни,
535. Скорей всего, был Ашвапати сам себе загадкой;
Он видел повсюду знаки и смысл их найти пытался.

Пересекая смерти и рождения источники, которые струят толчками
И перебрасывают нас через границы изменения души,
Он шел по мощным, ясно обозначенным дорогам жизни
540. Искателем, который неустанно следует за духом созидающим,
Ища блаженства жизни, запечатанного ею и достижимого с трудом,
В опасном бесконечном путешествии по миру.
Сначала в тех шагах широких не было видно цели:
Он видел лишь источник мощный существующего там,
545. Который был обращен к источнику вдали, мощнее этого.
По мере удаленья Жизни от черт земных
Сильнее ощущалось от Неизвестного давление,
А мысль, несущая контекст возвышенный,
Влекла Её к открытию и чуду;
550. Пришло освобождение высокое от мелочных забот,
Пришел надежды и мечты еще сильнее образ, пришли
Еще сильнее способ достижения, еще величественней сцена.
Она кругами приближалась к Свету, сияющему вдалеке,
И знаки её скрывали больше, чем разоблачали;
555. Увязанные с неким видением прямым и волей,
Они утратили своё значение в радости употребления, и,
Пока их бесконечный смысл не обнажился, превращались,
В некий шифр, мерцавший нереальным восприятием.
Вооруженная привычным ей, оригинальным луком,
560. Жизнь целила в мишень, которая незримой оставалась
И даже считалась весьма далекой, хотя всегда была поблизости.
Как тот, кто по слогам читает слова из озаренных знаков
И книгу, зашифрованную, с текстом магическим и неразборчивым,
Разглядывал он замыслы запутанные, тонкие и странные
565. И непростую, скрытую вуалью, теорему её путеводной нити,
Прослеживал в песках гигантских пустыни Времени
Нить начинаний эту её невероятных титанических работ
И наблюдал шараду её действий ради некого намека,
И расшифровывал немые жесты очертаний,
570. Стараясь уловить смысл их движений
В беззвучном танцевальном попурри её последствий:
Смысл этот ускользал в ритмичном таинстве,
В движении ног, бредущих по земле к пристанищу.
В узорном лабиринте её мыслей и надежд
575. И в тропах лабиринта её желаний сокровенных
И в тайных уголках его, наполненных мечтами,
В кругах, зачеркнутых интригой кругов ненужных,
Как странник, блуждающий средь декораций преходящих,
Не разглядел он знаков этих и искал усердно любую слабую догадку.
580. Он постоянно находил подсказки, но не понимал их смысла.
Вот, солнце, затмевающее собственное око виденья –
Ярчайший капюшон светящейся загадки –
Внезапно озарило плотную пурпурную преграду намеренья небес:
Неясный и пространный транс в ночи высветил звёзды Жизни.
585. Как будто, располагаясь около открытого оконного проема,
При вспышке молнии, как озаренья сжатого,
Читал он главы Её романа метафизического
О поиске Её душой утраченной Реальности,
И о Её фантазиях, притянутых из подлинных явлений духа,
590. И о капризах, образах причудливых, и смыслах сжатых,
О безрассудных неохваченных причудах и поворотах тайных.
Он видел пышные покровы той секретности,
Что прикрывали тело Её желанное от взгляда,
И удивительные значимые образы, что на Её одеждах вытканы,
595. И выразительные очертания фигур явлений,
Фальшивую прозрачность оттенков мысли,
Богатую парчу с Её фантазий вышитыми образами,
Изменчивые маски и вышивки обманчивой личины.
Тысяча странных, непостижимых лиц Истины
600. Смотрела на него из форм Её с глазами незнакомыми
И ртами бессловесными и непонятными,
И говорила голосами персонажей маскарада этого
Или выглядывала из великолепия неясного
И тонкого свечения Её убранства.
605. В сверканиях внезапных самого Неведомого
Звучание невыразительное становилось достоверным,
Идеи, казавшиеся нам бессмысленными, сверкали истиной;
Те голоса, которые пришли из новых выжидающих миров,
Произносили звуки Непроявленного,
610. Чтобы одеть тело мистического Слова,
А колдовские диаграммы оккультного Закона
Собой клеймили нечитаемую точную гармонию
Или использовали краски и рисунки, чтоб воссоздать
Герб геральдический секретной сути Времени.
615. В зеленых зарослях и спрятанных глубинах Жизни
И в чащах радости, где риск сжимает наслаждение,
Он мельком видел спрятанные крылья Её певца надежд,
Мерцание огня багряного и голубого, и золотого.
В проходах тайных, окаймляющих Её случайные пути-дороги,
620. Рядом с поющими ручьями и тихими озерами
Он обнаружил отблеск золотых плодов Её блаженства
И красоту Её цветов мечты и размышления.
Он наблюдал в сиянии алхимическом солнц Жизни,
Как будто чудо восторга сердца,
625. Малиновую вспышку одного обычного цветка
На древе жертвоприношения, любви духовной приносимого.
В сонливой роскоши Её зенитов увидел он без перерыва
Часами повторяющийся танец мыслей – танец стрекоз,
Которые скользят, едва касаясь, над рекою тайны,
630. Но никогда не погружаются в поток журчащий этот.
Там смех услышал он Розы желаний, скользнувший рядом
С мелодичным перезвоном фантазий колокольчиков ножных браслетов,
Скользнувшей и как будто избегающей объятий долгожданных.
Прошел он средь оживших символов оккультной силы Жизни
635. И ощутил их скрытые реальные обличья:
В той жизни, которая конкретней человеческой,
Сердцебиение спрятанной реальности стучало:
Там воплотилось то, о чём сейчас мы только ещё думаем,
Там образы самооформились, а здесь их попросту заимствуют оттуда.
640. Другом Безмолвия на аскетических высотах Жизни,
Допущенным Её могучим одиночеством,
Встал он с Ней рядом на вершинах созерцания,
Где жизнь и бытие это святой обет,
Предложенный Реальности потусторонней,
645. И сразу же увидел полет свободный в бесконечности
Стреноженных до этого Её орлов существенности, важности –
Посланников в непознаваемое разумной Мысли.
Отождествляясь с ощущением и виденьем души,
Входя в её глубины, словно в некий дом,
650. Он стал всем тем, чем жизнь уже была и чем страстно стремилась быть,
Он думал мыслями её и шел её шагами,
Смотрел на всё её глазами и жил её дыханием –
Ведь, только так он мог узнать секрет её души.
Свидетель, покоренный окружением своим,
655. Он восхитился её игрой и пышностью её роскошного фасада,
И чудесами её тонкого и сочного искусства
И трепет испытал перед настойчивостью зова;
Объятый страстью, на самом себе он также испытал все чары её могущества,
Почувствовал возложенную на него её внезапную таинственную волю
660. И её руки, что своим неистовым нажимом судьбу формировали,
Её прикосновение, что направляет, и её силы, что овладевают и ведут.
Увидел также он и душу, которая тоскует у неё внутри,
И её поиски напрасные, которые хватаются за ускользающую истину,
Её надежды и взгляд унылый их, повенчанный с отчаянием,
665. Горячий пыл, что овладел всем телом её страстным,
Тревогу и восторг её томящейся груди,
И разум, который недоволен плодами этими и трудится усиленно,
И сердце, не пленившее Возлюбленного своего единственного.
Он, без сомнений, встретил в этом мире завуалированную ищущую Силу,
670. В изгнании Богиню, которая здесь строит подобие небес,
Загадочного Сфинкса с глазами, обращенными к невидимому Солнцу.

Во всех Её обличьях он ясно ощутил стоящий рядом дух:
Его пассивное присутствие являлось сильной стороной Её природы;
Лишь Он единственный реален в мире явленном,
675. Дух есть ключ жизни даже на земле,
Но от него и следа на себе весь плотный внешний мир не видит.
Его печать на действиях Её никак не обнаружить.
Пафос утраченных высот – его воззвание к нам.
Лишь иногда ухватываем мы его неясные черты,
680. Которые намеком кажутся на скрытую реальность.
Жизнь с изумлением смотрела на его туманные начала,
Что предлагали нечто невозможное для глаз людских,
Историю, которая была здесь не написана ещё.
Как это бывает с замыслом утраченным наполовину, фрагментарным,
685. Все смыслы Жизни ускользнули от глаза ищущего.
От взгляда этого обличье Жизни скрывает «я» реальное своё;
Её сокрытый смысл прописан свыше, внутри Её самой.
Та мысль, что придает Ей смысл, живет в далеком далеке;
Она не видима в произведении, законченном наполовину.
690. Напрасно мы пытаемся прочесть загадочные знаки
Или найти то слово вещее наполовину неразгаданной шарады.
Лишь в этой бо́льшей жизни таинственная мысль найдена –
Она дает в подсказку нам то разъясняющее слово,
Которое земной миф делает историей понятной.
695. Открылось что-то, наконец, что выглядело истиной.
В наполовину освещенной атмосфере рисковой тайны
Тот глаз, что видит в темноте лишь половину истины,
Какой-то образ различил посередине яркого пятна,
И, всматриваясь сквозь туман оттенков тонких,
700. Увидел он полуслепого скованного бога,
Который был озадачен миром, в котором действовал,
Однако ощущал свет некий, что душу побуждал его к движению.
Плененный странными далекими мерцаньями,
Ведомый звуком флейты Музыканта отдаленного,
705. Отыскивал он путь свой среди насмешек и призывов жизни
По указателю предметному хаоса её бесчисленных шагов
К какой-то всеобъемлющей глубокой бесконечности.
Лес её знаков теснился вкруг него:
Рискуя, он расшифровывал скачками-стрелами мышления,
710. Которые догадкой или счастливою удачей поражают цель,
Её цветные, меняющиеся раз за разом дорожные огни идеи,
Её сигналы от быстрых и изменчивых событий,
Тайные знаки её зрелищ символических,
И межевые вехи на дорогах Времени запутанных.
715. И в этой путанице её сближений и отступлений
В любую сторону она то тянет его к себе, то отвергает,
Но, даже притянув вплотную, она уходит от его объятий;
Она ведет его по всем дорогам, но нет там ни одной бесспорной.
Плененный многоголосым чудом её пения,
720. Прельщённый колдовством её причуд
И побуждаемый прикосновением её случайным с радостью и горем,
Он в ней себя теряет, но не побеждает.
Ему её глазами улыбается недолговечный рай:
Мечтает он, что красота её навечно станет принадлежать ему,
725. Мечтает он, что мастерство его претерпит все её орудия,
Мечтает он о волшебстве её груди блаженства.
И светлый манускрипт её причудливого перевода
Без всякого сомненья подлинного текста Бога
Ему поможет изучить чудесное Писание святое
730. И обрести священный ключ к неведомым блаженствам.
Но Слово Жизни скрыто в этом манускрипте,
Песнь Жизни утеряла здесь его божественную музыку.
Невидимый, плененный в доме этого звучания,
Потерянный в сверкании видений, дух
735. Прослушивает оду тысячеголосого обмана чувств – иллюзии.
Искусное переплетение волшебства, которое овладевает незаметно сердцем,
Или воспламеняющая магия, которая подкрашивает звуки и оттенки,
(Они всего лишь пробуждают трепет скоротечной благодати)
Или бродячий марш, отстуканный скитальцем Временем –
740. Всё это призывает лишь к неудовлетворенному и краткому восторгу
Или купает в упоении ума и чувств,
Но упускает ответ души, свет проливающий на это.
Невидимый стук сердца, который передает восторг сквозь слезы,
Стремление к высотам, вовеки недостижимым,
745. Желанья неосуществленного экстаз –
Отслеживают в небо устремленные, последние всхожденья гласа Жизни.
Последние воспоминания о страданиях оставили
След уходящий, сладкий о печали старой:
В жемчужины алмазной боли все Её слезы обратились,
750. А Её скорбь – в магическое завершенье песни.
Кратки Её мгновения счастья, которые касаются
Поверхностных явлений, а после ускользают или умирают:
В Её глубинах эхом повторяется воспоминание утерянное –
Принадлежат Ей и бессмертное и страстное стремление, и зов сокрытый «я»;
755. Пленник земной в том ограниченном и смертном мире –
Дух, жизнью раненый, рыдает на Её груди;
Хранящееся в памяти страдание – Её глубинный крик.
Скиталец по заброшенным, отчаянным дорогам –
По тем дорогам шумным, где глас разочарованный отброшен, –
760. Взывает к позабытому блаженству.
Блуждая по Желания кавернам, оглашенным эхом,
Он караулит призраки безжизненных надежд души
И сохраняет голоса исчезнувших реалий живыми
Иль медлит среди сладких и заблудших нот,
765. Охотясь за наслажденьем в сердце боли.
Пророческая длань уже коснулась струн космических,
И потревоженной мелодии вторжение
Кладет оттенок скрытый на внутреннюю музыку,
Которая неслышно направляет поверхностные ритмы.
770. И всё же есть радость жить, творить, и можно,
Радуясь, любить, трудиться, невзирая на паденья,
Искать, хотя всё то, что мы находим, обманывает нас,
И всё, на что мы опираемся, подводит нашу веру;
Однако что-то в глубинах этих заслуживало боли –
775. Подверженная страсти память часто бывает в огне экстаза.
Именно горе лежит в корнях у радости, ибо
Нет ничего по-настоящему напрасного из сотворенного Единым:
В сердцах наших разбитых всегда живою остается сила Бога,
И путь безумный наш всё ещё освещает звезда победы,
780. И наша смерть нам открывает доступ в новые миры.
Музыка Жизни этой приобретает звучание гимна.
Она всё наделяет красотой звучания своего;
Восторги неба шепчут Её сердцу и проходят сквозь него,
Все преходящие стремления Земли взывают Её губами и увядают.
785. Лишь только Богом данный гимн уходит от мастерства Её,
Которое пришло с Ней из Её духовного жилища,
Но встало на полпути и претерпело неудачу – тихое слово гимна,
Что пробудилось в глубоком перерыве ожидающих миров
Каким-то шепотом, повисшим среди молчания вечности.
790. Но нет ни дуновенья из небесного покоя:
Вот, интерлюдия роскошная овладевает атмосферой,
И сердце слушает, и соглашается душа,
А интерлюдия воспроизводит непродолжительную музыку,
Растрачивая вечность Времени на мимолётность.
795. Тремоло голосов часов идущих
В своем забвении скрывает высокого предназначения тему,
Которую дух самовоплотившегося «я» пришел сыграть
На грандиозных клавикордах Природы Силы.
Только могучее журчание и здесь, и там
800. Вечного Слова, Голоса блаженного
Или прикосновенье Красоты, преобразующей сердце и разум,
Сверканье странствия и зов мистический – они
Взывают к силе, сладости, которых более не слышно.

Здесь есть провал, здесь жизненная сила тормозится или угасает;
805. Сей недостаток обедняет мастерство волшебника:
Потребность эта всё остальное выставляет слабым и пустым.
Взгляд половинчатый рисует перспективу действий силы:
Глубины её помнят, для чего она пришла сюда,
Но ум уже забыл, иль, может, сердце ошибается, –
810. В бесчисленных рядах Природы потерян Бог.
В познании обрести Всезнание,
Деяньями воздвигнуть Всемогущего,
Здесь сотворить Творца и на космическую сцену вторгнуться –
Таким было тщеславное желанье сердца Силы жизни.
815. Трудясь без устали, чтоб превратить ещё далекий Абсолют
Во всё осуществляющее явленье Бога,
В прямое выражение Невыразимого,
Она хотела принести сюда блаженство силы Абсолюта,
Внести устойчивость в ритмичное движение творения
820. И обручить с небом покоя море блаженства.
Чтоб вечности огонь призвать во Время,
И сделать восторг телесный таким же ярким, как восторг души,
Она желала Землю поднять до уровня Небес
И с упоением трудилась, чтобы сравнять жизнь с Вседержителем,
825. А Вечность и первозданный Хаос примирить.
Практичность запредельной Истины её
Наполнила безмолвие призывами богов,
Но в зовах этих потерялся Глас Единого.
Ведь, за деяньями Природы таится её виденье.
830. Она взирает в небеса – на жизнь богов,
И полубог, который появляется из обезьяны,
Есть всё, на что она способна в нашей смертной жизни.
Наполовину бог, титан наполовину – её вершина:
Жизнь эта бо́льшая трепещет между небом и землею.
835. Мучительный и острый парадокс преследует её мечты:
Её сокрытая энергия невежественный мир склоняет так,
Чтобы искать то удовольствие, которое отводит её могучая рука, –
В её объятиях мир этот не может повернуться к своему источнику.
Огромна мощь её, и беспредельна обширная энергия её деяний,
840. Но где-то заблудился и потерялся их смысл.
И хоть она несёт в своей душе сокрытой закон божественный
И линию движения всего, что родилось здесь,
Всё знание её нам предстаёт частичным и незначительным намеренье;
Роскошные часы её отстукивают время на почве страстного желания.
845. Свинцовое Неведение отягощает крылья Мысли,
Её энергия нарядами такими придавливает существо,
Её деяния в темницу заключают бессмертный взгляд.
Чувство границы преследует её способности,
И удовлетворенность, и покой нигде не гарантированы здесь,
850. Ибо всей красоте и глубине её работы
Недостает той мудрости, которая свободу духу придает.
Поблекшее и старое очарование стало сейчас её лицом,
И Ашвапати пресытился курьезной и слишком скорой её ученостью;
Его широкая душа потребовала более глубокой радости.
855. Он попытался выбраться из нитей её искусных;
Но ни ворот красивых из рога или из слоновой кости,
Ни двери боковой в пределах видимости духа он не нашел –
Выхода не было из сказочного этого пространства.
Сквозь Времена должно скитаться вечно наше существо;
860. Не помогает нам и Смерть, надежды нет всё это прекратить;
Таинственная Воля принуждает нас терпеть.
Упокоение нашей жизни – в Бесконечьи;
Она не может прекратиться, её конец – Жизнь высшая.
Смерть – переход, – совсем не цель на нашем жизненном пути:
865. Глубокий древний импульс свою работу продолжает,
Влекутся наши души как будто на незримом поводке,
Несут их от рождения к рождению, от мира к миру;
После паденья тела наши деяния продлевают
Без перерыва тот вечный путь, что пройден нами.
870. У Времени нет той вершины тихой, где оно может отдохнуть.
Некий магический ручей жил-был, но моря не достиг.
И как бы далеко он ни ушел, куда б ни поворачивал,
Деяний колесо катилось вместе с ним и в то же время его опережало;
Всегда решать необходимо было дальнейшую задачу.
875. Ритм действия, зов поиска
Рос вечно в этом беспокойном мире;
Трудолюбивый рокот сердце Времени наполнил –
Были и выдумки, и суета напрасная.
Сотни дорог для жизни были выбраны впустую:
880. Однообразие, которое надело на себя тысячу разных форм,
Стараясь избежать своей излишней монотонности,
Создало нечто новое, которое таким же старым вскоре стало.
Курьезность декораций соблазнила взгляд,
А неизведанные ценности очистили от пыли старые основы,
885. Чтоб разум обмануть идеей изменения.
Картина непохожая, которая была по сути той же самой,
Возникла на космическом туманном фоне.
Совсем другой, подобный лабиринту, дом
Созданий и деяний их, явлений важных,
890. Город обмена несвободных душ,
Рынок творения и всяческих товаров Жизни
Предложен был взволнованному сердцу и уму.
Вперед ведущий, вечный марш
Прогресса по неведомой дороге совершенства
895. Дублирует круговорот, кончающийся там, где он когда-то начинался.
Каждый финальный замысел приводит к продолжению проекта.
Но всё же каждый новый такой уход последним кажется,
Священною благою вестью, предельною вершиной взгляда,
Провозглашающего панацею от всех болезней Времени
900. Или несущего мысль философскую в свой высший окончательный полет
И возвещающего громко о высочайшем сделанном открытии;
Каждая краткая идея, структура бренная
Провозглашает там бессмертие такого принципа
И право свое законное быть совершенной сутью мира,
905. Последним олицетворением истины и золотым нарядом Времени.
Но ничего из бесконечных ценностей достигнуто пока что не было:
Мир, вечно снова создаваемый и никогда не совершенный,
Всегда нагромождал попытки половинчатые друг на друга
И видел любой фрагмент извечным Целым.
910. В бесцельной возрастающей всё время сумме сотворённого
Существование казалось пустым деянием необходимости,
Борьбой упорной вечных противоположностей
В сжимающем объятьи тесно сомкнутых антагонизмов,
Игрою без развязки или какой-нибудь идеи,
915. Маршем голодных жизней без всякой цели
Или написанной на чистой ученической доске Пространства
Периодической, напрасной, конечной целью неких душ,
Надеждой неудавшейся и светом, не сиявшим никогда,
Трудом незавершенным Силы,
920. Привязанной к своим деяниям в туманной вечности.
Но нет конца, и ничего пока ещё нельзя увидеть: жизнь,
Хоть и потерпевшая крушение, должна бороться за существование;
Она всё время видит некую корону, которую не может ухватить;
Её глаза свой устремляют взгляд вне состояния её падения.
925. В её груди, и в наших тоже, еще трепещет
Тот триумф, который был когда-то, и тот, которого, уж, боле нет,
Иль из какой-то неосуществленной запредельности взывает к нам
Величие, ещё пока не достижимое для этого хромающего мира.
В той памяти, что вне нашего смертного рассудка,
930. Настойчиво хранится некая мечта о большей и счастливой атмосфере,
Благоухающей свободными сердцами любви и радости,
Нами забытыми, бессмертными во Времени утраченном.
Призрак блаженства преследует терзаемые им глубины жизни;
Ибо она ещё не забывает, хотя всё это сейчас и далеко,
935. То её царство золотой свободы и яркого желания
И счастье, силу, красоту, что ей принадлежали
В той сладости её светящегося рая,
В царстве бессмертного экстаза,
На полпути между безмолвным Богом и первозданной Бездной.
940. Сокрытым внутри самих себя храним мы это знание;
И пробудившись от призыва туманной тайны,
Встречаем мы глубокую незримую Реальность,
Которая правдивее намного, чем облик мира настоящей истины:
Нас гонит «я», которое мы отозвать сейчас не можем,
945. И движет нами Дух, которым мы должны ещё когда-то стать.
Как тот, кто царство собственной души утратил,
Мы вспоминаем некую божественную сторону рожденья нашего,
Совсем иную, чем у того несовершенного творения земного,
И в этом мире или в более божественном надеемся
950. Отвоевать у терпеливой небесной стражи всё то,
Что упустили мы из-за забывчивости нашего ума,
Естественного счастья собственного существа,
Восторга сердца нашего, который мы получили в обмен на горе,
Телесной дрожи, которую мы выменяли за простую боль,
955. Блаженства, к которому стремится наша смертная природа,
Как незаметный мотылек стремится к полыхающему свету.
Жизнь наша – марш к победе, никогда нами не выигранной.
Эта волна подъема существа, желающего наслажденья,
Это смятение острое неудовлетворенных сил,
960. Эти далекие массивы вперед стремящихся надежд вздымают взгляд
Обожествляющий, к той синей Пустоте, которую зовут все небом,
Взыскуя Длань златую, которая не приходила никогда,
Ища пришествие её, которого творенья все так ждут, –
Тот Вечности прекрасный Лик,
965. Который обещает появиться на дорогах Времени.
Ведь, всё ещё самим себе мы говорим, вновь разжигая веру:
«Конечно же, однажды Он придет, откликнувшись на наш призыв,
Однажды нашу жизнь создаст Он заново
И скажет нам магический рецепт покоя,
970. И в совершенство приведет систему всяких дел.
Однажды низойдет Он в нашу жизнь, на землю,
Передавая нам в руки таинство дорог извечных,
В мир низойдет, взывающий о помощи к нему,
И принесет ту истину, что сделает свободным дух,
975. И радость, которая является крещением души,
И силу, что является Любви руками распростертыми.
Однажды снимет Он свою вуаль, которая скрывает красоту, внушающую ужас,
На бьющееся сердце мира восторг опустит
И обнажит своё таинственное тело света и блаженства».
980. Сейчас же мы стремимся достичь неведомой нам цели:
Нет завершения рождения и поиска,
Нет завершения для умирания очередного и возвращения в мир этот;
Та жизнь, которая осуществляет свою цель, просит о цели более высокой,
Та жизнь, которая теряет силу и умирает, должна жить снова;
985. Она не может прекратиться, пока однажды не найдет себя.
Всё то, ради чего создали жизнь и смерть, должно быть сделано.
Но кто нам скажет, что после этой жизни существует отдых?
Быть может, покой и действие неотличимы
В груди непостижимой высочайшего блаженства Бога.
990. В высоком состоянии, в котором неведенья не существует,
Движенье каждое является волной покоя и блаженства,
Упокоением творческой недвижной силы Бога,
Деянием некой ряби в Бесконечьи,
Рождением телодвиженья Вечности.
995. Преображенья солнце однажды может воссиять,
А Ночь может раскрыть свое ядро таинственного света;
При этом парадокс стиранья и пораженья самого себя
Имеет право превратиться в самоизлучающее таинство,
Полиритмия – в радостное чудо.
1000. Тогда Бог мог бы стать здесь зримым и облик обрести;
Открылась бы и идентичность духа,
И Жизнь явила бы свой истинный бессмертный лик.
Ну, а сейчас Её судьба – бессрочный труд:
В повторной дроби всех его событий
1005. Рождение и смерть являются безостановочными точками повтора;
По-прежнему, вопроса знак стоит в конце любой законченной страницы
Каждого тома Её истории борьбы.
Хромое Да, как прежде, сквозь эпохи путешествует,
Сопровождаемое вечным Нет.
1010. Всё кажется напрасным, однако бесконечность эта является игрой.
Бесстрастно вертится катящееся вечно Колесо,
Жизнь не имеет результата, смерть не несет освобожденья.
Людское существо живет как узник самого себя,
Храня в себе своё напрасное бессмертие;
1015. И в прекращении – единственном его высвобождении – ему отказано.
Богов ошибка создала этот мир.
Иль безразличный Вечный выжидает Время.