Рассвета Знак. Книга I. Песнь 1 “Савитри” Шри Ауробиндо

Рассвета Знак

Книга I. Песнь 1

Был час до пробуждения Богов.
Путь преграждая божьему Явлению,
Гигантский дух вселенской Ночи лежал
С предчувствиями мрачными в Её темном храме вечности,
5. Недвижно распростершись на краю Безмолвья, в полном одиночестве.
Была почти неразличима, непроницаема, темна
Пучина Бесконечности бесплотной
В тех мрачных знаках, что ощущала Ночь незрячая;
Бездонное Ничто заполонило мир.
10. Очнувшаяся сила падшей, но безграничной сущности ,
Что пробудилась меж первым и последним Небытием,
Взывая к сумрачному лону, из которого пришла,
От таинства непостижимого рождения
И медленного умирания отвернулась
15. И страстно захотела достигнуть завершения в пустом Ничто.
Там, в темноте начала всех начал,
Немая видимость Непознаваемого, лишенная особенностей полностью,
Извечно повторяющая несознательное действо
И вечно продлевающая слепую волю,
20. Баюкала вселенскую дремоту невежественной Силы,
Чей сон, направленный на созиданье, зажигает солнца
И жизни наши в сомнамбулическом кружении несёт.
Наперекор гигантскому, пустому трансу этого Пространства,
Его оцепененью, хаосу без мысли и без жизни,
25. Как тень, кружащая в бездушной Пустоте,
Отброшенная вновь в бездумные виденья,
Земля вращалась в одиночестве, покинутой в пустынных безднах,
Забыв свой дух, свою судьбу забыв.
Бесстрастны были небеса, безлики, тихи и пустынны.
30. Затем в непостижимой темноте зашевелилось что-то;
Движенье смутное, невероятная Идея,
Настойчивое нечто, безо всякой цели, неудовлетворенное,
Желающее быть, но как того достичь не знающее вовсе,
Дразнило Несознанье, чтобы осознать Неведение.
35. Та судорога, что пришла, оставила дрожащий след
И место предоставила неутоленному и старому желанию,
Чтобы оно смогло в тиши безлунного подвала подсознания
Взглянуть наверх и свет искать, отсутствующий там,
Закрытые глаза пропавшей памяти напрячь пытаясь,
40. Как тот, кто ищет «я» свое былое,
Но лишь встречает одни останки своего желания.
И было это так, как если б в глубине Ничто,
В самом ядре его предельного распада,
Скрывалась некая себя непомнящая сущность;
45. Живой она осталась в убитом и погребенном прошлом,
Приговоренной, чтоб восстановить усилие и боль,
Ожив в еще одной вселенной несбывшихся надежд.
Сознание без формы возжелало света,
А провидение пустое стремилось к отдаленным изменениям.
50. Как будто детский пальчик, коснувшийся щеки,
Напомнил о постоянной потребности в еде
Вселенской Матери, внимание к ребенку потерявшей;
Простор угрюмый охватило страстное желание младенца.
Вот, незаметно где-то была пробита брешь:
55. Трепещущая линия одна, большая,
Как смутная улыбка, влекущая заброшенное сердце,
Тревожила далекий край туманного сна жизни.
С другого края беспредельности прибыв,
Глаз божества проглядывал из тех немых глубин;
60. Посланником от солнца, казался он
Средь плотного вселенского покоя,
Скучающего мира и оцепенения застоя;
Пришел искать он дух покинутый и одинокий,
Упавший слишком низко, чтобы вспомнить забытое блаженство.
65. И вклиниваясь в космос, лишенный разума,
Его послание проползло сквозь тишь глухую,
Взывая к приключению сознания и к радости,
И, покорив разочарованную душу самой Природы,
Принудило добиться вновь согласья осязать и видеть.
70. В беззвучной Пустоте была посеяна надежда
И чувство рождено в глубинах темноты,
И в сердце Времени затрепетала память,
Как если б душу, что давно мертва, подвигли к жизни:
Но то забвение, которое приходит вслед падению,
75. Покрыло пятнами исписанные сплошь таблички прошлого,
И нужно было всё разрушенное воссоздать,
И скрупулезно проработать старый опыт ещё раз.
Всё можно сделать, если есть прикосновенье бога.
Надежда проскользнула там, где не осмеливалась быть,
80. Среди покинутого безразличья Ночи.
И как просящий милостыню во враждебном мире,
Осиротелый, изгнанный отыскивать пристанище,
С изяществом рисковым, инстинктивным,
Как странствующее чудо без собственного места жизни,
85. В укромный закоулок неба пришел
Неясный зов неспешного чудесного движенья.
Настойчивая дрожь творящего прикосновенья
Уговорила темное, инертное спокойствие,
И красота, и чудо разбередили божьи небеса.
90. Блуждающая длань неяркого чарующего света,
Что озарила блеклый край мгновенья,
Пометила там раму золотую с мерцающим на ней шарниром
На приоткрытых на границе тайны вратах мечтаний.
Один сверкающий просвет, раскрывший спрятанную суть,
95. Заставил различить завуалированную необъятность мира.
Тьма пала, соскользнув, словно покров, спадающий
С лежащего под нею тела бога.
Затем сквозь бледный крошечный разрыв, казавшийся сначала
Едва достаточным для струйки крохотной, от солнц идущей,
100. Излилось откровение и пламя.
Короткий вечный знак вновь свыше проявился.
Чарующая сила из миров недостижимых,
Послание бессмертного неведомого Света,
Радужное, с сияньем лучезарным невидимого Бога,
105. Пылающее на трепетной границе этого творенья, –
Рассвет создал свеченье изумительных оттенков,
Посеяв семена великолепья в те часы.
И воссияло божество – мгновенья посетитель.
На тонком крае жизни Видение на миг остановилось,
110. И наклонилось, над изогнутым дугою и погружённым в думы лбом земли.
Передавая сложную для понимания красоту
Мистического ощущения иероглифами цвета,
Оно писало строки знаменательного мифа,
Рассказывая о величии рассветов духа
115. Сверкавшими знаменьями, начертанными в небе в качестве листа.
Почти тогда и появилось откровение,
Откуда наши мысли и надежды вспышками сигнальными нисходят;
Великолепье одинокое незримой цели
Было почти наброшено на темень Пустоты.
120. Свободные Просторы опять нарушил звук шагов;
Безбрежья центр, Лик блаженного покоя
Бессмертные приподнял веки, которые распахивают небеса;
Вблизи них показался Образ некий из блаженств далеких.
Посланница от вечности к грядущим измененьям,
125. Богиня, обладающая бесконечным знанием, склонила голову над ширью,
Охватывающей звёзд маршруты, судьбою предопределённые,
И обнаружила пространства, пригодные для поступи своей.
Взглянув на солнце за своей спиною,
Она с вниманием огромным к работе вечной приступила.
130. Земля вплотную ощутила приход этой Богини:
Ухо Природы, пробудившись, услышало Её шаги,
И ширь земная к Ней обратила свой безграничный взгляд –
В глубинах запечатанных была посеяна Ее улыбка,
Которая вдохнула душу в безмолвие миров.
135. Всё стало неким посвященьем, ритуалом.
Вибрирующей связью меж небом и землей стал воздух,
Ширококрылый гимн священных струй его
Возник и опустился на алтарь холмов;
Ветви деревьев в молитве обратились к откровениям небес.
140. И здесь, где в полусне неведенье обходит бездны,
Которые лежат в немой груди двусмысленной земли,
Здесь, где никто не знает ничего на шаг вперед,
А Истина поставила свой трон на призрачном фундаменте сомнений,
На этом поле тяжкого труда мучительном и ненадёжном,
145. Простёртая под неким широчайшим непредвзятым взглядом,
Как беспристрастная свидетельница радостей людских и бед,
Земля в смирении несла дающий пробужденье свет.
И этот свет видения, пророчества,
Окутал чудесами формы самые обычные и не имеющие цели;
150. Затем божественное откровенье, истаяв в мире смертном,
Став лишним и умолкнув, отстранилось.
Не полностью исчезло горячее стремление,
Святое преклонение перед Присутствием и Силой
И ясное предвиденье чудесного грядущего рождения –
155. Такое совершенное не может быть у смертью ограниченных сердец.
Совсем недолго свет бога может в этом мире пребывать:
И, озаряющая образ человека, красота души
Очерчивала страсть свою и таинство Материи личины
И рассыпала вечность в мгновеньях Времени.
160. И, вот, когда душа приблизилась к порогу своего рождения,
Который разделяет время смертных с Безвременьем,
А искра божества, утратившая в тайнике Материи
Свой блеск, исчезла в неосознающих планах,
Весь этот преходящий жар магического пламени
165. Тотчас растаял в атмосфере, привыкшей к свету.
Послание иссякло, и посланник убыл.
Тот одинокий Зов, та необщительная Сила –
Назад Она убрала в некий дальний тайный мир
Небесного луча цветное чудо:
170. Богиня отвела свой взгляд от мира смертных.
Богатство красоты, естественное для богов,
Едва ли сможет утвердиться в глазах того, чей век недолог;
Таинственное слишком для космических владений
Божественное тело Славы было удалено с небес:
175. Диковина и чудо – Она покинула сей мир.
И день земной обычным светом озарился.
Истаял перерыв, работа утомительная снова закипела,
И шум быстротекущей Жизни
От поисков Её слепых пошел кругами.
180. Все обратились вновь к своим делам обыденным и неизменным;
Весь мир живой на всей земле повиновался, как и прежде,
Всем импульсам непредсказуемых мгновений.
И главным здесь, с изменчивым умом своим,
Единственным, кто смотрит пристально в сокрытый лик грядущего,
185. Стал человек, взваливший ношу судьбы такой себе на плечи.

Вот, и Савитри пробудилась средь тех людей,
Которые примкнуть спешили к чудесной песне Глашатая небес
И, соблазнившись красотою видимых путей,
Излили громко свою долю недолговечного восторга.
190. Сродни той вечности, откуда вышла, –
Она участия не принимала в восторгах этих;
Не отзывался Гость внутри нее, обретший тело –
Могущественный странник в мире этом молчал.
Зов этот, что пробуждает в человеке скачки воображенья
195. И страстный переменчивый мотив погони,
Иллюзию желания, окрашенную дрожью,
Явился в её сердце чуждой сладкозвучной нотой.
Не для Савитри было послание Времени в мгновеньях света.
Внутри нее было страдание богов,
200. На время в нашу человеческую форму заключенных,
Бессмертье, побежденное материальной смертью.
Однажды ей уже принадлежал восторг Природы обширней этого,
Но не смогла она его оставить в этой хрупкой земной основе
Или надолго сохранить в себе его небесно-золотистый цвет.
205. Движение малое внутри глубокой бездны Времени
И хрупкую ничтожность жизни, что отрицает Силу,
И широту осознающую и гордую вместе с блаженством
Она в отлитый образ человека привнесла с собой,
Добавила восторг невозмутимый, что соединяет душу одного со всеми,
210. Прибавила ключ к пламенным дверям блаженства.
Земли крупица, которая нуждается в живице слез и радости,
Отвергла благо вечного восторга:
Она отдала тот самый страстоцвет любви,
Что был вручен ей – безграничья дочери.
215. Напрасной оказалась это жертвоприношение её.
Своей божественности драгоценной щедрость,
Саму себя, всё, чем была, она отдала людям в услуженье,
Надеясь существо свое возвышенное в них вживить,
И приспособить к жизни в их телах всё то,
220. Что небеса могут естественно взрастить на смертной почве.
Непросто к изменению земной природы людей склонить;
Смертные с болью переносят прикосновенье вечности:
Они страшатся чистой нетерпимости небес,
Атаки их эфира и огня;
225. Они ворчат на счастье беспечальное свое,
Почти что с ненавистью отвергают свет, который им приносят боги;
Они дрожат от силы их обнаженной Истины,
От свежести и мощи ничем не ограниченного Голоса небес.
Накладывая бездн закон на выси те,
230. Они пятнают грязью этой посланников небес:
Шипы природы падшей – та защита,
Что обращают смертные против спасительных рук Милости;
И Бога сыновей они встречают смертию и болью.
А слава озарений, пересекающих земную сцену,
235. Их гаснущие солнца-мысли – всё померкло от несведущих умов,
Работа предана, добро обращено во зло,
Они лишь крест воздвигли – вот, за величье плата их,-
Оставив позади всего одно прославленное Имя.
Огонь уже пришел, коснулся человеческих сердец и убыл;
240. Лишь часть людей то пламя подхватила и обратилась к высотам жизни.
Мир слишком разный пришла улучшить и спасти Савитри,
Его несведущую душу тяготило ее величье,
И из туманной бездны пришел ответ ужасный,
Как отголосок той борьбы, падения и горя.
245. Жить вместе с горем и смерти смотреть в лицо Савитри предстояло,
И участь смертная уделом стала её Бессмертья.
Таким путем попавшая в капкан земных судеб,
Покинутая счастьем, присущим от рожденья ей,
Земное одеяние темной жизни примеряя,
250. Скрывая суть свою даже от тех, кого любила,
Свершившегося часа тяжких испытаний ожидая,
Божественность взрастала человеческой судьбой.
Разъединило мрачное предвиденье её
От всех, кому она была сияющей звездой, опорой;
255. Столь сильную опасность и такую боль делить с другими невозможно;
То горе, что должно прийти, она таила в своих израненных глубинах.
Как тот, кто наблюдает за людьми, слепыми от рожденья,
И взваливает ношу расы, не осознающей это, на себя,
Прибежище врагу давая, которого должна питать своей сердечной мукой,
260. Она предстала лицом к лицу пред неизвестными делами и судьбою;
Не ожидая помощи, пришлось ей ужас испытать, и бросить вызов, и предвидеть.
Давно пришло предсказанное, роковое утро,
С собою принеся вослед обычный будний полдень.
Природа следует вперед, могущественный избирая путь,
265. Не обращая совсем внимания на то, что разбивает жизнь иль душу;
И, умерщвленных оставляя за собой, идет она вперед:
Лишь примечает это человек, и видит всё всевидящее око Бога.
Но даже в тот момент отчаянья души,
В свидании жестоком с болью и неизбежной смертью,
270. Не вырвался из губ Савитри ни зов о помощи, ни даже стон;
Ни с кем не поделилась она тайной своей беды:
Спокойным было её лицо, и мужество безмолвной делало её.
Лишь внешнее страдало существо, усилья прилагая;
Божественной наполовину была в ней человечность:
275. Открылся дух её всесущему и всеобъемлющему Духу,
Её природа ощутила всю Природу своею собственной.
Все жизни по отдельности несла она внутри себя;
Весь мир она в себе держала, невозмутимо отстранившись:
Единым стал благоговейный страх её с великим страхом мира,
280. А сила опиралась на космические силы,
И с ней была любовь вселенской Матери.
Но по сравнению со злом, боль приносящим основам жизни,
Её беда была всего лишь обычным рядовым явленьем;
И из страданья своего она сковала тайный острый меч.
285. Весь разум свой и сердце, открытое для всех людей,
Она отдала для работы безответной и бессмертной.
Сначала горя не было в груди Савитри;
И жизнь её, объятая врожденной земной дремотой,
Инертная, свободу получившая внутри забвения,
290. Распростиралась на горизонте разума, по сути оставаясь не сознательной.
Жизнь эта была глухой и безмятежной, как камень и звезда.
Савитри пребывала в тишине, вдали от скорби и печали,
В расщелине глубокой, меж царствами двумя.
Ничто не говорило здесь о горе.
295. Затем пришло воспоминанье слабое, похожее на тень.
Вздохнув, сложила руки на груди она
И осознала близкую мучительную боль, глубокую и тихую,
Такую старую, вдруг ставшую естественной для места этого:
Не знала, лишь, она, зачем и как боль эта появилась здесь.
300. Была ещё удалена отсюда Сила, что зажигает разум:
Тяжёлыми, не склонными к работе оставались люди – слуги жизни,
Словно работники, не получившие еще оплату за блаженство.
И не желал гореть печальный факел чувств,
А мозг, лишённый помощи, не находил следов былого.
305. И лишь земная смутная природа хранила образ прошлого в себе.
Но, вот, Савитри шевельнулась, космическую тяжесть ощутила жизнь её.
И по беззвучному приказу тела
Назад вернулся сильный быстрокрылый дух её –
Назад, под гнет своей судьбы, одев ярмо невежества,
310. Назад, к труду и стрессу смертных дней,
Дорогу освещая сквозь виденья странных знаков,
Через моря слабеющих с рассветом снов.
Затем природы дом невидимое колебанье ощутил,
И все укромные его места без промедленья озарились,
315. И по часам открылись дверные створки памяти,
И мысли устремились к тем дверям усталой поступью.
Пришли к Савитри снова Земля, Любовь и Смерть,
Что спорят вечно, и стали, окружив ее,
Как образы гигантов, сражающихся издавна в ночи:
320. Те божества, рожденные из Несознания смутного,
К борьбе и к острой и душевной боли пробудились.
И там, под тенью пламенеющего сердца,
В том мрачном центре внушающего ужас спора
Пучины безутешной страж,
325. Наследующий долгую агонию земного шара,
Подобно каменной фигуре высокой божьей Боли,
Смотрел в Пространство беспристрастным и застывшим взглядом
И видел горя вечные глубины, не замечая жизни цель.
Суровая божественность ему боль причиняла,
330. И, к трону своему прикованный, он удовлетворенья ждал
От ежедневной дани слез, ею непролитых еще.
Вернулся вновь вопрос жестокий о мгновеньях жизни человеческой.
Страданий и желаний жертвоприношение,
Что предлагает бессмертному экстазу Земля,
335. Вновь стало совершаться под вечной дланью Бога.
Уже неспящая Савитри без ропота стерпела марш сомкнутых мгновений
И посмотрела на этот мир зеленый и улыбчивый, но сопряженный с риском,
И услыхала невежественный крик живых творений.
Среди обычных звуков на повседневной сцене
340. Её душа восстала, противостоя Судьбе и Времени.
Недвижная внутри, Савитри собирала силу.
То был тот самый день, когда уйти из жизни был должен Сатьяван.